Надежда Залина - Линия Маннергейма

– Мы узнали, что он был здесь в пятницу.

– И что? – хмуро буркнула Вика. – Как выяснить, в каком месте он находился в нужный период?

– Надо работников поспрашивать. Кто-нибудь мог видеть.

– Давай. А я посмотрю.

– Ты не знаешь, чем можно напоить Гришу, чтобы уснул? И не найдется у тебя, случайно, снотворного или чего-то в этом роде?

– Случайно? Снотворного? А может, и случайного пистолета заодно? Так далеко зайти можно, тебе не кажется?

– Пусть поспит, пока я похожу, с людьми поговорю. А ты посторожишь.

– Все предусмотрела? А если не захочет он спать, что делать будешь?

– Видно будет… Тихо, вон идет объект.

– Что ты сказала? Объект?..

Гриша, увидев их, заторопился и вскоре оказался рядом.

– А, вот вы где, сестрички-москвички. А я уж думал, сбежали.

– Куда? – фыркнула Вика. – В лес разве что.

– Точно, некуда – усмехнулся Гриша. – А по нашим лесам, между прочим, по ночам носиться не рекомендуется. Здесь линия Маннергейма проходила. Слышали про такую?

– Конечно, – сказала Лера. – Что, финские духи никак не успокоятся?

– Вроде того. Боитесь призраков?

– Может, мы сами по ночам ведьмами становимся. Начнем тут на метлах летать – распугаем клиентов.

– Круто! – неожиданно обрадовался Гриша. – А метла – это что? Пластилин пробовал, кокс пробовал. Ну… амфетамины там, марки. Насчет метлы… что-то не помню. У вас с собой?

Подруги переглянулись. Вика пожала плечами: выпутывайся сама. Лера же была невозмутима:

– Не выдержит тебя метла.

– Почему еще?

– Это не машина. Кого попало катать не станет.

– Автомобили тоже разборчивы, – не согласился Гриша. – Была у меня тачка. Так прямо как живая, веришь? Невзлюбила меня, а почему – так и не понял. Столько натерпелся, пока на ней ездил, – пришлось продать. Дешево скинул, чтобы отделаться. Понял: все равно мне с ней не сладить.

– А ты чувствительный, оказывается.

– Еще какой, – ухмыльнулся парень. – Ну что, шашлыки, дискотека или катер? Я так понял, метла отменяется?

– Сообразительный, – оценила Вика. – Из кого шашлыки-то? Из осетрины есть?

– Будут. Пойду распоряжусь. Располагайтесь.

Домик, где они должны были расположиться, стоял сразу за кустами рододендронов. Небольшое деревянное сооружение коттеджного типа было обустроено с должным комфортом. Судя по всему, Гриша появлялся здесь довольно часто. Подруги осмотрели комнаты и устроились на террасе с видом на цветущие заросли.

– Дались тебе цветы, – злилась Вика.

– Перестань дергаться, – мирно отзвалась Лера.

– Что, в данный момент нет ничего важнее, чем эти кустики?

– Смирись с судьбой. Все равно случится именно то, что случится. Как бы я ни изворачивалась.

– Неправильный настрой.

– Другого нет.

– Надо делать что-то, узнавать… Ой, у тебя глаза почернели! Мне не по себе. Ты чего это, а?

Гриша появился в сопровождении невысокого крепкого парня с огромным подносом, на котором дымились шашлыки в окружении овощей, сыра, фруктов, зелени и ароматных булочек. Перекладывая это изобилие на стол, парень с интересом косился в сторону девушек, пытаясь выглядеть невозмутимым. Лера улыбнулась, наблюдая за его стараниями, и официант, отведя взгляд, продолжил свое занятие с большей сосредоточенностью.

– И где же обещанная осетрина? – спросила Вика, подходя к столу.

Лера не стала дожидаться объяснений и, спустившись по ступенькам террасы, направилась к рододендронам.

– Эй, ты куда? – крикнул вслед Гриша. – Вернись, все остынет.

– Я скоро, – откликнулась Лера.

– Она цветами питаться будет, – заявила Вика, – они ей до того понравились, что больше ничего видеть не хочет.

– Это нам финны посадили, – пояснил Гриша, – для своих призраков, наверное. Какие-то специальные сорта, не знаю, как называются. Красиво, правда?

– Да уж, красота неописуемая. У сестрицы моей ступор случился. Никак налюбоваться не может.

Лера, дойдя до ручейка, принялась глядеть на бегущую воду. В журчании было что-то завораживающее. Словно поддавшись гипнозу, она никак не могла оторвать взгляд от прозрачных струй, преодолевающих каменные преграды. Вода казалась живым существом. Она то тихонько шептала какие-то одной ей ведомые слова, то напевала песенку, то принималась сердито рычать на кого-то. Лера внимательно вслушивалась в эти звуки, пытаясь разобрать, о чем толкует ручеек. Казалось, еще немного – и она наконец-то поймет что-то очень важное для себя.

– Скажи мне вода, скажи, – шептала она, – ты знаешь. Ты помнишь. Ты мне поможешь.

– Ох-ох-ох, – вздыхал ручей в ответ, – тя-же-ло, тя-же-ло.

– Мне тоже нелегко, – пожаловалась Лера. – Где искать, подскажи?

– Гр-гр-гр, – журчал ручей.

– Гриша? Это он?

– Фу-фу-фу, – прошумела вода, и снова послышалось: – Гр-гер-гир.

– Не понимаю. Это значит – да? Или нет?

– Ла-ла-ла, ли-ли-ли, лю-лю-лю, – завел ручеек новую песенку.

«Попробуй разберись тут, – устало подумала Лера. – Прости, ручей, видимо, не дано мне понять. Вот Лилия – та бы догадалась. А я не могу».

– Ру-ки, руки, – услышала вдруг она и посмотрела на свои ладони, а потом повернула их тыльной стороной.

– Что – руки?

– Руки дай, – отчетливо донеслось от ручья.

– Что? – растерянно спросила Лера, пытаясь понять, что означают последние слова.

Она опустилась на колени и протянула руки к воде. Некоторое время подержала их над поверхностью, а затем резко опустила в ручей. В первое мгновение обожгло холодом, и она чуть было не отдернула руки назад – настолько ледяной была вода. Зажмурив глаза, Лера продолжала погружать руки все глубже в воду. Постепенно ощущения притупились, и она смогла даже пошевелить пальцами, чтобы их не свело от холода.

Озноб стал пробираться дальше, и вскоре все ее тело будто онемело. Она продолжала ждать, пропитываясь холодом насквозь. Вода словно просачивалась через кожу, добираясь до самого нутра. Лера чувствовала, что она сливается с этой чистой холодной водой, и через какое-то время ей даже почудилось, будто она сама превращается в воду и становится ручьем, забывая о своем человеческом обличье. Из головы испарились последние остатки мыслей и желаний. Она сознавала, что с ней происходит что-то непонятное, но никоим образом не пыталась вмешиваться в процесс, наблюдая за собой словно со стороны. Это было волнующее и необычное ощущение, и оно затягивало Леру куда-то все глубже и глубже. Лера не сопротивлялась.

Перед ней вскоре возникло лицо женщины с фотографии. Поначалу оно казалось статичным и напоминало снимок, но затем принялось оживать. Глаза медленно открывались и приобретали осмысленное выражение. Они были полны печали. Ее было так много, что глаза не могли удерживать эту безбрежную грусть в себе. Печаль лилась из бездонных глаз, подобно минорной музыке, и тихо таяла в окрестных сумерках.