Борис Пугачев - Игры желтого дьявола

По дороге в посольство Родик еще повозмущался, а затем затеял дискуссию о поведении вновь испеченных польских коммерсантов.

– Удивляюсь, – заключил он. – Очевидно, что жадность в бизнесе неприемлема. Она обрекает такого индивида на заведомую бедность. Ведь с определенного и относительно небольшого уровня коммерческого дохода человек попадает в состояние, когда исчезает критерий достаточности. Миллиардер считает миллионера бедняком, и так по цепочке вверх и вниз. У этого владельца отеля в целом все хорошо. Прибыль капает. Мало… Давай еще… Ненасытный. А что в результате получил? Вернее, потерял. Это, полагаю, от социализма. В странах развитого капитализма такого нет. В голову, наверное, даже не придет.

– Не думаю, – возразил Янек. – Кто не испытал бедности, тот бывает еще более скуп. Мы хоть прошли через нищету. Это некий критерий, а у них… Кто-то из великих экономистов сказал, что нет преступления, на которое не решится предприниматель из-за прибыли.

– Маркс, по-моему, но не соглашусь, хотя такое, конечно, имеет или, скорее, имело место. Естественно, надо исключить патологию. Я говорю несколько о другом. О принципах, об основах построения и ведения бизнеса. Что есть исправляемая ошибка, а что фатально? При этом не так важно, из-за чего человек не имеет права делать те или иные поступки, хотя никакие ограничения и кары не могут его остановить, дурака. Я верю в существование общих объективных законов, которые мы, вышедшие из социализма, еще не постигли, а они, живущие с детства в окружении бизнеса, – знают. Эти законы определяют не просто функционирование, а жизнь и смерть человека в бизнесе. Сегодня мы наблюдали яркий пример пренебрежения такими законами. Последовало событие, способное повлечь крах всего бизнеса. Если бы я вызвал полицию, то, возможно, он бы уже всего лишился и пошел под суд за создание притона. Один обучится, другой – нет и рано или поздно лишится всего. В быту жадность, корыстолюбие не столь опасны и приводят в основном к личностным трагедиям типа забвения собственного достоинства, душевной черствости, что рано или поздно кончается одиночеством, хотя, может быть, и обеспеченным. В бизнесе такое приводит к банкротству.

– Разве разумная скупость не распространена среди многих знаменитых финансистов? – спросил Михаил Абрамович. – Не в этом залог их успеха?

– Во-первых, это могут быть слухи. Во-вторых, надо различать нюансы. Скупость – почти синоним жадности, но ты, наверное, имеешь в виду другое. Свойственную тебе бережливость, иногда даже полезную. Тут тонкая грань. Кстати, ты яркий представитель такого явления. Не дай бог, чтобы твоя бережливость перешла в жадность, поскольку в личной жизни ты уже скряга. Я наблюдаю, как ты пересчитываешь деньги. Тебе нравится. Плохой, по-моему, признак. Если у тебя разовьется плюшкинизм, то полбеды, но если жадность, то тебе придется бежать из бизнеса.

– Ну вот… Переключился на меня. При чем тут я?

– К слову пришлось, извини. Сам напросился.

– Мы отвлеклись от темы, – вмешался Янек. – Я полагаю, что все значительно проще. И здесь даже не жадность, а скорее… как это по-русски… Вы сказали: ненасытность. Спешат, боясь, что возможность заработать скоро отнимут. Нет уверенности в завтрашнем дне и хочется набрать побольше и впрок. Да, порочно, но вполне объяснимо.

– Это обратная сторона той же медали. Просто побудительная причина вами придумана другая. Хотя преступление, думаю, порождается чем-то подобным – не иметь возможностей, но все желать.

– Почему придумана? Считаю, что в разной степени все мы ощущаем нечто похожее. Все хотеть – вполне естественно. Обеспечить старость…

– Я не такой. Не боюсь завтра остаться голым, не боюсь умереть с голоду, но жить не по средствам – боюсь. В любом месте, даже в аду, кто-то должен работать. Я ярмо себе на шею всегда найду. Соответственно и материальные блага получу. Если меня что-то и пугает, то моральная сторона. Боюсь оказаться самому себе противным и изгоем. Подобное я уже испытывал. Повторения не хочу.

– Это очень личное. Мораль относительна. Что хорошо, а что плохо? Мне нравится, а вам нет. Мораль – это ваша жизненная привычка или, точнее, прививка, которую вам сделали в тех или иных обстоятельствах, и вы получили иммунитет и поэтому не болеете угрызениями совести, которая, кстати, тоже понятие растяжимое.

– Здесь не могу не согласиться. Мораль изменяется в зависимости от обстоятельств. Я такое тоже перенес. Сначала мне не понравилось, а потом я осознал неизбежность этого процесса. Однако та болезнь, которую вы упомянули, очень мучительно протекает. Не все выдерживают. Этого-то я и боюсь.

– А мотовство хорошо? – вдруг спросил Михаил Абрамович.

– Кто о чем, а вшивый о бане. Проснулся… Мы уже совсем о другом, – съязвил Родик.

– А я все же понять хочу…

– «Умеренность, мой друг. Вот счастье жизни. Не будет ни богатства, ни грехов, ни жизни плодовитой, ни успехов, кружащих головы достойных мудрецов», – пафосно процитировал Родик и, хихикнув, предложил: – Давайте закроем этот философский диспут. Да и подъезжаем мы уже. Вон любимый флаг развевается.

Нервное напряжение, вызванное скандалом, а затем диспутом, отвлекло Родика от ощущения болезни и придало ему новых сил. Он часто замечал за собой такой вампиризм. Объяснений ему было очень много, но Родик связывал все со стрессовыми явлениями и реакцией на них иммунной системы. Как бы то ни было, но, входя в подъезд, ведущий в гостиницу, Родик чувствовал себя настолько бодро, что решил не оставаться в номере и поехать в офис Янека завершать начатые переговоры, дабы следующий день освободить для улаживания банковских вопросов. Так он провел остаток дня, а утром, рано проснувшись, почувствовал себя здоровым.

В банке они появились к открытию. Привезенные из Москвы сувениры сыграли свою роль, и до обеда удалось урегулировать все финансовые вопросы, включая получение наличных. Родик поделил их на две части, и они, рассовав деньги по карманам, вышли на ярко освещенную солнцем площадку перед зданием банка. Такси в обозримом пространстве не просматривалось. Не желая ждать, решили пешком дойти до находящейся поблизости знаменитой высотки, подаренной полякам Сталиным, около которой располагалась стоянка такси и всегда было полно машин. Погода такой прогулке способствовала. Ярко светило солнце, маняще озаряющее по-весеннему зеленеющий парк, вдоль которого они, оживленно беседуя, и двинулись.

Вскоре стали попадаться торгующие всякой всячиной палаточки, образующие по мере приближения к монументальному зданию нечто похожее на рынок. Покупателей почти не было, и повсюду царило предобеденное умиротворение. Чувство опасности, возникшее в банке, когда они раскладывали по карманам пачки долларов, притупилось, и они, разглядывая товары, не спеша продвигались к намеченной цели. Неожиданно рядом с ними появилось несколько молодых людей. Родик не успел насторожиться, как откуда-то возникли еще пять-шесть парней, весело переговаривающихся по-русски с украинским акцентом. Они расположились так, что создали живое кольцо вокруг Родика и Михаила Абрамовича.