Павел Рудич - Не уверен – не умирай! Записки нейрохирурга

Да он хороший у меня мальчик.

Только слабохарактерный. Предложат выпить, нюхнуть, уколоться – за компанию всё сделает.

Аспирантуру бросил…

Сколько его лечили. И у Маршака, и у Назаралиева. От пьянки, наркотиков.

Женился. Жена – дура. Он чуть свет на работу убегает, так она и не встанет. Ни завтрака, ни кофе с бутербродом. Так весь день и носится по больнице на одних сигаретах. Желудок болит, язву нашли.

В этом году плюнула я на его женульку и повезла Мишку прямо насильно в отпуск, на море.

Разделся он на пляже – смотреть страшно: кожа да кости. Бледный. Вся спина в прыщах…

Месяц его откармливала. К концу отпуска на человека стал походить: глаза заблестели, улыбаться стал…

Вы его к телефону позовите…

Нет, не надо. Я сейчас сама подъеду на такси…

Говорите, не увезти мне его на такси?

Понятно. Значит, опять напился. Вы уж его утром никуда не отпускайте. Скажите – мать приедет. Продиктуйте, пожалуйста, свой адрес…

Так, записываю…

А квартира? Не ошибусь?

Хорошо. Спасибо вам большое.

Голос у вас приятный. Трезвый. Может быть, мой Миша, наконец, в хорошую компанию попал. До свидания… Утром увидимся.

Женщина вздохнула и положила телефонную трубку.

На другом конце провода сделал то же самое и санитар морга:

– Как это ее так угораздило удачно ошибиться номером! Миша…

Вон какой смирный лежит. Целехонький. Видно, передоз…

А компания у него в самом деле приличная: на соседнем столе – наш профессор после аортокоронарного шунтирования. Слева деваха – блондинка после криминального аборта… А вон тот – звезда: певец из соседнего кабака….

Никаких бичей и бомжей… Чистая публика.

Пойду и я спать. Дело к утру…

Жмуриков больше не привезут – мест нет.

Утром мамка этого Миши нальет мне не радостях: шутка ли – сына пропавшего нашла!

Кончились, стало быть, теперь все ее страхи и заботы!

Иногда неосознанно, подсознательно, человек хочет заболеть. Он и заболевает, и болеет, при отсутствии болезненного субстрата. Но придуманная болезнь не делается легче от того, что она не существует: человек может от нее погибнуть, а при вскрытии ничего не найдут.

Но если есть самовнушенная болезнь, то должно быть и внушенное выздоровление. Главное, чтобы человек хотел выздороветь и верил в выздоровление. На этом желании и вере и основаны все чудесные исцеления.

Ах, Новый год! – говорят, – Новый год! Новое, мол, счастье и прочие успехи в личной жизни. Для кого Новый, а для кого и Последний! Лично знаю с десяток людей, для которых дело обстоит именно так. И что в нем нового? Все старое никуда не исчезает, а плавно перетекает из года в год. Переливается пустое в порожнее.

Найти тридцать первого декабря в больнице нормального человека – совершенно невозможно! Все бегут, спешат, горячатся и опаздывают. Спешащие выписаться «под елочку» больные осаждают ординаторскую и кабинет старшей сестры. Врачи – неуловимы. Сестры лихорадочно румяны и предвкушают. Все говорят громко и разом, не слушая друг друга. Часто и немотивированно смеются. Тихо и уютно только в холле, где стоит наряженная елка. Зеленый такой маячок, посылающий добрые лучи из детства.

Зазвал в кабинет Липкина.

– Слушай, Иосифович. Еще раз напоминаю: я уеду из города до второго января. Все вызовы и срочные консультации – на тебе. Договорились?

Тут же пришла начмед и стала нудить о том, что отчет за год надо сдать не позднее пятого января.

– Естественно, Ольга Сергеевна! – говорю я. – Не вопрос! Как из пушки и именно пятого!

К отчету я еще не приступал. Как-то так повелось, что пишется он в последнюю ночь перед днем сдачи.

Позвонила жена и долго перечисляла, что я должен прикупить к столу. «Хорошо, хорошо, хорошо, – соглашаюсь я со всем. – Обязательно! Нет, не опоздаю… Еще бы… Целую!»

Пришли тетки из пятой палаты:

– П. К.! Нельзя ли хоть на Новый год убрать из нашей палаты эту молодуху с дитем? Ни днем ни ночью покоя нет!

Эти тетки уже слоновью тропу ко мне протоптали со своими претензиями! Хорошо, что перед праздником есть места в люксах. Юную мамашу и ее гидроцефала переводим в одиночную палату с душем и туалетом.

– Нет, – говорю, – Юля, платить ничего не надо. Лежите в праздники здесь. Но когда появится платный клиент – придется перейти в другую палату. Уж не обижайся!

Пришла дикого вида девка лет пятнадцати. Вся в перстнях, прыщах и пирсинге. Стала просить, чтобы ей разрешили побыть с умирающей матерью в реанимации. Позвонил я в реанимацию Альберту, и тот дал добро. Получив такой подарок, счастливая девица ушла, позванивая колокольчиком в носу. Славная у нее будет новогодняя ночь!

Как трамвай на стыках, день догрохотал до позднего вечера. Я сел поудобнее, вдохнул поглубже, сделал беззаботное лицо и позвонил домой жене:

– Слушай, жена! Тут такое дело! Вызывают меня в город Н. Срочно. Там у них больной затяжелел… Я понимаю! Я согласен! Но что мне прикажешь делать?! Не ехать?! Давай не будем… Что значит «как всегда»?

Бросила трубку. Я оделся. Попрощался с дежурными. Еще и еще раз поздравил их с Новым годом и посочувствовал. Но они, похоже, не очень грустят. В праздновании Нового года на работе в отделении – масса привлекательного и неповторимого!

Вышел из больницы. Обошел ее и вернулся в здание через неприметную дверь. По черным лестницам, коридорам и переходам добрался до запасного входа в наше нейрохирургическое отделение. Своим ключом открыл дверь и незамеченным проскользнул в кабинет. Закрылся на задвижку. Зажег настольную уютную лампу. Поставил на стол вазу с еловыми ветками и прикрепил к ним два блестящих шара. Рядом с вазой зажег свечу. Запахло хвоей. Выставил на стол корзинку с мандаринами, а из холодильника достал бутылку коньяка. Включил вполголоса магнитофон. Окуджава запел:

Я добился нужного: аромат хвои и мандаринов смешался со священным запахом дымка свечи. Мерцают елочные шары, фиолетовые тени от хвойных лап колеблются на эмалевой стене. Налил коньяк в широкий стакан и с наслаждением выпил. Стало светло и спокойно. Установив таймер в телевизоре на 23.55, я растянулся на заслуженном диване.

Уже засыпая, я слышу громкое тиканье часов. Но часов в кабинете нет. Что они отсчитывают, эти призрачные часы? Что произойдет, когда они остановятся?

Доставили к нам побитого гражданина. Побитый плакал, проклинал Америку, негров и почему-то ООН. Чуть протрезвев, рассказал, что в ресторане «Юбилейный» его побили американские полицейские. Посмеялись мы над этим пьяным бредом.