Елена Модель - Благодетельница (сборник)

– Ну и что, что старая. Старая тоже красивая, я тоже старая.

– Ты мужчина. – На слове «мужчина» Верин голос сделал многозначительный виток. – Вон у нас все старики на школьницах переженились.

– А я не хочу школьница. Я такая, как ты, хочу.

Его слова доносились до Веры как будто издалека, как сквозь шум водопада. Она была совершенно оглушена внезапно случившимся счастьем. Все происходящее было настолько невероятно, что она никак не могла определить свое место в сложившейся ситуации. Все казалось каким-то ненастоящим. И она сама, и этот мужчина с его удивительными признаниями, и даже эта до отвращения знакомая кухня вдруг изменились, став одновременно новыми и какими-то чужими. Вера не знала, куда себя девать. Ей было неловко. Она была смущена, как впервые выпущенная на сцену артистка, которая к тому же позабыла роль. Ей захотелось уйти, сбежать от самой себя. Она уже чувствовала, знала, что наверняка сделает что-нибудь не так и все испортит, как это случалось много раз, когда на горизонте появлялся мужчина, и все закончится, не успев начаться. В душе поднималась паника.

Берндт ничего этого не замечал, он только видел, как ее лицо внезапно вспыхнуло малиновой краской, что было очень красиво: румянец Вере к лицу.

– Скажи, Вера, – Берндт положил свою огромную ладонь на Верино плечо. – А ты столько много лет все живешь один? А у тебя не был друг, мужчина?

Вера лихорадочно вспоминала Галкины советы: не будь дурой, не болтай ничего лишнего. Но вот что считать лишним, та позабыла сказать. Если задуматься, то в ее, Вериной, жизни все было лишним. Так что же ей теперь, все время молчать? Она посмотрела на Берндта. Его некрасивое лицо с воспаленными ободками вокруг водянистых глаз стало вдруг таким родным, милым. Нет, она не будет с ним такой, как Галка. Она будет самой собой, такая, какая есть – неразумная, уязвимая, беспомощная. Все эти страшные недостатки, к борьбе с которыми ее ежедневно призывала жизнь, теперь, под теплым мужским взглядом, переплавлялись в какую-то удивительную смесь чего-то важного, даже нужного, нужного этому мужчине, которому так же одиноко, как ей самой. Вера слегка вздохнула и дотронулась кончиками пальцев до лежащей на ее плече руки.

– Знаешь, был у меня один человек. – Вера встала и подошла к плите. Готовить ей было нечего, но она громыхала кастрюлями, чайником, бессмысленно переставляя их с места на место – так было легче рассказывать. – Мы с ним пять лет прожили. Он был намного моложе меня. Высокий, как ты, – Вера обернулась и окинула Берндта оценивающим взглядом. – Нет, пожалуй, поменьше, но все равно красивый. Доктором работал.

Вера лукавила. Не было никаких пяти лет, а были короткие три месяца, которые закончились для нее полной катастрофой. Он действительно был моложе ее на десять лет, и действительно работал врачом у них в больнице. Красавцем он никаким не был. И с ростом Вера сильно преувеличила. Звали его Виктор Сергеевич. Когда он стал за Верой ухлестывать, она поначалу даже не поняла, чего от нее хотят? Уж больно невероятным казалось, что такой молодой, образованный человек может заинтересоваться расплывшейся, потерявшей всякую надежду на личную жизнь матерью пятерых детей. Но ухаживания Виктора Сергеевича становились все очевиднее, и в конце концов Вера, по совету все той же Галки, попросту пригласила его в гости. Он сразу согласился, приехал вечером и больше не уходил. Во всем этом с самого начала присутствовала какая-то странность. Человек переезжает в дом, где живут четверо детей (сын к тому времени съехал, мать умерла), и чувствует себя с первой минуты, как дома. И с Верой у него складывались непонятные отношения. Они спали в одной кровати, как муж и жена, но до Веры он почти не дотрагивался. Так, иногда повозится нехотя, и сразу на другой бок. Как будто ему все это совершенно не нужно. Зачем, спрашивается, переезжал? Но вскоре все разъяснилось само собой. Как-то ночью Вера проснулась с непонятным, тревожным чувством. Она открыла глаза и увидела, что Виктора Сергеевича рядом нет. «В туалет вышел», – подумала Вера и попыталась уснуть. Но сон не шел. Ей все казалось, что откуда-то из глубины квартиры доносятся странные звуки. Вера встала босыми пятками на холодный пол – тапок нигде не было – и, накинув байковый халатик, вышла из комнаты. В коридоре горел свет, и на кухне и впрямь что-то происходило. Не подозревая ничего плохого, Вера вошла в полутемную кухню. Здесь, на полу, было расстелено одеяло, и по одеялу катался голый Виктор Сергеевич с одной из ее близняшек.

– Прекратите заниматься глупостями! – крикнула Вера, совершенно не понимая, что происходит. По наивности она решила, что они играют, возятся, как дети.

Дочка сразу подскочила и, на всякий случай сделав большую дугу вокруг матери, выскочила из кухни, как ошпаренная. Виктор Сергеевич остался сидеть на полу – разгоряченный, возбужденный, такой, каким Вера его никогда не видела. В углу валялись ее, Верины, тапки. Эти тапки и вой дочери в коридоре вернули ее к реальности.

– Вон отсюда, – прошептала она совсем тихо. Но Виктор Сергеевич услышал и, быстро поднявшись на ноги, побежал в комнату. – Вон! – теперь уже взвыла во всю мощь своего голоса Вера. Но Виктору Сергеевичу повторять было не нужно, он уже торопливо пробирался к двери, на ходу застегивая брюки.

– Стой! – гаркнула Вера, когда незадачливый любовник уже готов был улизнуть на лестницу. – Эту с собой забери! – она кивнула в сторону дочери, которая, не успев одеться, куталась в простыню.

– А куда же я ее?.. – попытался возразить Виктор Сергеевич.

– А вот это уже не моя забота! – отрезала холодным, как лезвие ножа, голосом Вера. – Думать нужно было раньше, когда пятнадцатилетнюю дурынду совращал. А теперь смотри у меня! Если с дочкой что случится, то знаешь, сколько лет за это положено? Или, может, не знаешь? Так я могу в кодексе посмотреть.

– Нет-нет, не надо кодекса. – Виктор Сергеевич все понял и уже подталкивал свою малолетнюю любовницу в сторону двери.

– Ты ей одеться-то дай, а то того и гляди в простыне на улицу вытащишь. И чтобы в доме у меня больше не появлялись. Оба. Понятно?..

Берндт был потрясен.

– И что же, ты свой дочка так больше и не видел?

– Три года не видела, а потом с повинной пришли оба, и еще двоих детей с собой притащили.

– И ты их простил?

– А что же с ними делать! Кстати, у них неплохая семья получилась. Живут мирно, по-моему, он ее даже любит.

– Так это же для тебя так больно! – на слове больно Берндт сделал особое ударение.

– Ах, знаешь, когда все время больно, то как-то перестаешь это замечать.

– Иди ко мне. – Берндт выпростал из-под стола квадратные колени и, взяв Веру за руку, потянул ее к себе. Ему хотелось чувствовать ее близость.