Маша Трауб - Замочная скважина

– Ты у меня красавица… – плакала от усталости тетя Рая, глядя на дочь. – Ты мое счастье. Такая невеста выросла.

– Мама, ну перестань! – сердилась Маринка, потому что невестой себя совсем не считала. Ей вообще никто не нужен. Что за глупости?

Маринка хотела одного – уехать из этого района, вырваться, куда угодно, как угодно, только уехать. Не видеть этой помойки, этих домов, этих людей, которые ходят по одним и тем же дорогам много лет подряд и никуда, никуда с них не свернут. Маринка не мечтала, как ее одноклассницы, выйти замуж за мальчика из параллельного класса, с которым танцевала на школьной дискотеке и тогда же в первый раз поцеловалась, и переехать в точно такой же дом, в точно такую же квартиру, из окна которой будут видны та же помойка, те же детские садики и та же дорога к остановке. Ни за что. Она здесь не останется. При этом Маринка плохо понимала, куда конкретно она хотела бы попасть, но это не имело никакого значения. Она была уверена, что там, где кончается их улица и начинается дорога, ведущая к метро, есть другая жизнь, живут другие люди.

Только однажды она поделилась своими мыслями с матерью и тут же об этом пожалела.

– Доча, а как же училище? Ты же хотела в медицинское! Или в институт. У нас в поликлинике всегда люди нужны, – тут же запричитала та.

– Не нужна мне твоя поликлиника! – выкрикнула Маринка. – И квартира твоя не нужна! И ты не нужна! Посмотри на себя в зеркало! На кого ты похожа? С тобой даже до мусорки дойти стыдно!

Тетя Рая заплакала. Нет, она не обиделась на дочь. Как можно обижаться на ребенка? Она плакала от усталости и маленького счастья, которое носила в себе и которое вдруг стало ненужным. И вовсе не счастьем: она наконец расплатилась за квартиру и опять стала хозяйкой в своем доме. Но Маринке этого не сказала – приберегала новость до Нового года. И вот оказывается, что Маринке такого добра не надо. И все эти годы, когда тетя Рая рвала жилы, – псу под хвост.

– Ты же хотела доктором стать… – пробормотала тетя Рая.

– Хотела, – зло ответила Маринка, – когда мне пять лет было. А теперь я хочу жить нормально! Не как ты! Не как вы все!

– Что ты такое говоришь? Что ты говоришь? Разве мы плохо живем? Разве тебе чего-то не хватает? Ну хочешь, кофточку новую купим?

– Не нужны мне твои кофточки! Лучше духи себе купи – вся квартира твоей поликлиникой провоняла! И ты не нужна! Уходи, мне надо уроки делать.

Тетя Рая вышла из комнаты. Больше Маринка ей ни о чем не рассказывала, а тетя Рая не спрашивала.

На кухне она достала документы на квартиру, оформленные по всем законам, разгладила бумажки, еще раз все перечитала и положила в шкатулку. «Она еще маленькая, вырастет, все поймет», – подумала тетя Рая и немного успокоилась. Она боялась свою красавицу дочь и понимала, что той нужна другая жизнь, лучшая.

Но в главном Маринка ошибалась: она была похожа на мать. Тетя Рая в ее возрасте выглядела точно так же – красавица с длинной косой и длинными ногами. Она точно так же кричала матери, что уедет из их маленького, захолустного села куда угодно, только бы не видеть коровника, огорода, засаженного картошкой, и калитки, которая закрывалась на железное кольцо – перебросил через забор и, считай, заперто.

Тетя Рая вырвалась, уехала, выучилась. Вот, в Москве обосновалась. И квартира собственная, и работа – все есть. То, о чем ее мать даже не мечтала. А теперь Маринка рвется, уже не из деревни, а из Москвы, из дальнего района, но из Москвы. Тетя Рая не хотела, чтобы и дочь обломала жизнь – согнула, скрючила, лишила красоты и волос, как лишила ее. Она на дочь не обижалась – когда-то ей тоже никто не был нужен, даже мать, которая плакала и умоляла не бросать ее, не уезжать. Тетя Рая тогда тряхнула головой, подхватила чемодан и поехала. А мама умерла – от тоски и ноющего сердца. Тетя Рая даже на похороны не приехала – боялась, что назад уже не вернется: засосет, затянет деревенская жизнь, заботы, хлопоты – и все. Увязнешь, не вынырнешь, и палку, чтобы ухватиться и выползти, никто не бросит. Останешься там, где не надо выживать, бороться и зарабатывать, где все понятно и знакомо – от помойного ведра в холодной прихожей до жаркой стонущей дровами печки и перепаханного вдоль и поперек огорода. Где каждый день посвящен быту – тяжелому, монотонному труду. Где каждое движение – отработано до автоматизма: помыть, поскоблить, вынести, убрать, подбросить, выгрести, прополоть, посадить. Но даже не это было главной причиной. Тетя Рая очень боялась, что мама будет ругать – за то, что ребенка родила без мужа, без свадьбы, в подоле принесла. Позор ведь. А когда мама умерла, тетя Рая все равно боялась показаться людям, соседям, которые знали ее с детства. Все равно разговоры пойдут. Она ведь хотела вернуться победительницей – с деньгами, мужем и в новом платье. Показать всем, что добилась, вырвалась, выиграла счастливый лотерейный билет. Хотела завалить маму подарками, перевезти в Москву. А не получилось – не было ни денег, ни мужа, ни платья. Только маленькая дочка и старые, отданные добрыми людьми пеленки. Вот и не поехала. Придумала себе болезнь. Для себя придумала, не для соседей. Сказала себе, что болеет, не может – уважительная причина.

Так что вот ее расплата: Маринка, выплевывающая злые слова. Вернулось, все возвращается. За все платить надо. «Пусть я расплачусь, только не она. Пусть мне все отольется», – просила тетя Рая вместо молитвы.

В это время Валерка сидел в своей комнате и готовился к семинару. Настроение было отвратительным. В институте замучили нотациями – скоро сессия, экзамены, спрашивать будут строго.

– Валер, я ухожу, – заглянула в комнату Лида.

– Пока, – ответил Валерка.

Он привык к поздним уходам матери и был достаточно взрослым, чтобы понимать – у нее есть любовники, правда, они меняются не так часто, как раньше. А дней, когда мать ходит почти счастливая, становится все меньше. Он слышал, как она плачет у себя в комнате по ночам. Понимал, что, если она уезжает якобы в командировку на два дня, значит, едет на аборт. Она приезжала бледная до синевы, осунувшаяся, выпотрошенная, как магазинная курица. Он приносил ей чай и уходил. Знал, что через день-два мать встанет, накрасится и будет такая же, как раньше. До следующего раза.

Валерка видел, что с каждым годом мать становилась все холоднее – ее как будто вымораживало изнутри. Из нее по капле уходило тепло и все то, что можно назвать чувствами.

– Ты как Снежная королева, – однажды сказал ей Валерка.

– Такая же красивая? – не улыбнувшись, уточнила Лида.

– Нет, такая же ледяная.

Когда дома звонил телефон, он никогда не подходил – обычно звонили матери. Она утягивала телефон на длинном шнуре к себе в комнату, разговаривала, стараясь не сорваться на крик.