Маша Трауб - Замочная скважина

Светлана же совершенно не собиралась устраивать свою личную жизнь с Димой. Ее все устраивало – и такие отношения, и встречи. Главное, на Диму можно было положиться. Он всегда был рядом, под рукой. С другой стороны, у нее ведь никого и не было, кроме него. Так что от добра добра не ищут.

На годовщину смерти Тани Светлана с Димой съездили на кладбище. Ольга Петровна отказалась, оставшись сидеть с внучками.

– Не могу, у меня сердце не выдержит, – сказала она. – Не хочу.

– А вы куда? – спросила Наташа, выскочив из комнаты в прихожую.

– Никуда. По делам, – ответила Светлана.

– Вы к маме едете? – догадалась девочка.

Светлана молчала.

– Тебе же сказали, что по делам, – вмешалась Ольга Петровна.

– Я тоже хочу, – заявила Наташа. – К маме и папе.

– Нельзя, – выдавила из себя Светлана.

– Тогда скажи им, чтобы они возвращались. Папа мне куклу обещал, а мама – клубнику. Я же помню. Сами говорили, что обманывать нельзя, – захныкала Наташа.

Светлана на ватных ногах вышла из квартиры, оставив мать успокаивать племянницу. Они с Димой доехали до кладбища, положили цветы, но Светлана никак не могла сосредоточиться. Хотела постоять спокойно, поговорить с сестрой, рассказать ей о Диме, о девочках, но не могла. Ей хотелось бежать с кладбища сломя голову, и только присутствие Димы останавливало.

– Давай в магазин заедем, – прошептала ему Светлана.

– Зачем?

– За куклой и клубникой.

Дима кивнул.

Зачем Светлане понадобилось ехать за куклой и клубникой, она и сама не могла понять. Не могла же она сказать племяннице, что это ей передали родители. Мама, которая умерла, и папа, который приходил уже не каждые выходные, а все реже и реже. Завертевшись в своей новой жизни, он даже забыл про годовщину.

Светлана долго придирчиво выбирала куклу, а клубника была плохая и дорогая. Но она купила и куклу с остановившимся мертвяцким взглядом, и резиновую полусгнившую клубнику.

– Спасибо! – обрадовалась Наташа, когда Светлана вручила ей подарки, так и не подобрав слова – от кого все это.

– Натусь, понимаешь, это я купила, – завела разговор Светлана.

– Конечно, ты, а кто еще? Я знаю, что мама умерла, а папа ушел к тете Наташе.

– А зачем же ты….

– Потому что иначе ты бы мне ни куклу, ни клубнику не купила. Здорово я придумала? – Наташа сияла и ждала похвалы.

Девочка схватила одну клубничину, повертела в руках куклу и бросила, сразу потеряв интерес и к ягодам, и к игрушке.

Светлана не знала, как реагировать и что отвечать.

Ольга Петровна буквально неделю назад водила внучку к детским врачам – невропатологу и психологу, и все в один голос заявили, что девочка абсолютно здорова: выбирает яркие цвета, рисует солнышко и домик. Никаких отклонений. И то, что Наташа будет манипулировать, играть на смерти мамы, никто из врачей не сказал. Не предупредил.

Светлана с Димой сидели на кухне и пили вино, не чокаясь. Ольга Петровна ушла укладывать девочек. Закуски было мало, так что Дима со Светланой быстро опьянели.

– Знаешь, я давно хотел тебе сказать… – начал Дима. – Не самый подходящий момент, я понимаю, но все как-то не получалось. В общем, я женюсь.

– Чего ты делаешь? – Светлана пыталась собраться с мыслями.

– Женюсь.

– Как это?

– Ну вот так получилось. Ты, это, не звони мне больше по домашнему телефону. Так, на всякий случай. Но если вдруг помощь нужна, ты только скажи.

Светлана хотела спросить: «А как же я?», «А как же девочки?», но вместо этого выдавила из себя:

– Желаю счастья.

– Спасибо, – обрадовался Дима и даже выдохнул.

– Но момент ты выбрал неудачный. Мог бы не сегодня сказать.

– Да, да, я понимаю, просто то работа, то что-то еще.

– Еще что-то – это наши с тобой отношения?

– Нет, ты не так поняла!

– Я все правильно поняла. Не волнуйся. Иди домой. У тебя нет перед нами никаких обязательств.

– Но ведь так оно и есть. Я ведь ничего Тане не обещал, и мы даже… в общем… у нас ничего не было… То есть мы же не были…

Дима разволновался, выпил еще и искал у Светланы поддержки.

– Ну да, никто никому ничего не должен. Всем спасибо, все свободны. Уходи.

– Послушай, не обижайся, но у нас ведь с тобой тоже все было несерьезно… Ты ведь меня не любишь, я тебя не люблю, и все как-то случайно получилось…

– Иди домой.

– Хорошо. Я ведь хотел как лучше. Я все равно увольняюсь через две недели. Все на работе знают, я все просчитал. А ты займешь мое место. Я уже договорился с начальством, рекомендовал тебя. Они не против. Так что и зарплата будет больше, и все остальное.

– Что – остальное?

– Ну, карьерный рост, возможности. Ты ведь так этого хотела.

– Спасибо.

– Да не за что.

Для Димы это был очень важный поступок, он им очень гордился и жаждал благодарности, которую Светлана не могла из себя выжать. И даже не пыталась. В самых дальних мечтах она уже представляла себя рядом с Димой, с девочками, пусть не сейчас, через несколько лет. Она мечтала о семье, а не о карьерном росте. И даже надеялась, что Дима к ней неравнодушен, а он прямо сказал, что не любит. Никогда не любил. И все, чем она жила этот год, – случайность, не более того. А он, оказывается, встречался не только с ней. И на той, другой, готов был жениться. Он ведь всегда хотел нормальную, как он говорил, семью, своих детей. А что могла дать ему Светлана? Ничего.

Дима понял, что его героического, стратегически продуманного и подготовленного поступка никто не оценил, и засобирался домой.

– Все будет хорошо, – сказал он, прощаясь.

– Ага, – ответила Светлана, – будет.

Только в тот момент, закрыв за Димой дверь, она поняла, что осталась одна. Совершенно одна. Выжженное поле вокруг. Только в тот момент она осознала, что никогда не выйдет замуж, потому что просто не сможет поверить ни одному мужчине, не сможет привести его в дом и познакомить с племянницами. Просто не найдет того, кому она будет нужна. Она плюс племянницы, плюс мама. Видно, ей на роду так написано – остаться одной. Хотя как одной? Дети есть. Пусть не ею рожденные, но родные. Мама жива и всех еще переживет – так, ради любопытства, ради интереса посмотреть, что будет дальше. А она, Светлана, займет освобожденную Димой должность, потом следующую, будет бегать за куклами и клубникой, будет содержать весь этот маленький, никому не нужный гарем. И она не позволит себе умереть от любви, даже влюбиться себе не позволит, потому что знает – от этого можно и умереть. И проживет в этом проклятом доме, в этой серой девятиэтажке, облупленной, с прорехами в окнах, с выжженными сигаретами лифтовыми кнопками, сорванными почтовыми ящиками, в доме, в котором умерло столько людей, в доме, который никому не принес счастья. И не вырвется, не уедет, не сгинет, потому что только такая жиличка и нужна этому дому. Такая, как Светлана – с выжженной душой, облупившимся сердцем, вечной невралгией, пропахшая сигаретами и дешевыми духами. И никто не захочет заглянуть в замочную скважину, заглянуть в душу.