Олег Рой - Тайна

Подошел поезд. Петя устроился в полупустом вагоне у окна и поехал обратно в Москву.

«Най-ду, най-ду, най-ду…» – глухо стучали колеса в такт его мыслям.

Он и не подозревал, что в ту же самую ночь, когда все в палате спали, Оля вдруг вскочила на постели и истошно закричала, а потом заплакала. Казалось, что она впала в транс или лунатический припадок. Глаза ее были закрыты, слезы катились из них градом. Женщины проснулись и испуганно смотрели на нее, не зная, что делать. Прибежала санитарка – начала успокаивать ее, дала какой-то микстуры.

– Небось придуривается, устраивает припадок перед решением комиссии, – тихо сказал кто-то.

– Да зачем это ей? У нее статья не тяжелая, получит три года и выйдет… в психушке ей хуже придется, – возразили из другого конца палаты.

– А ну заткнитесь, разгалделись… Нечего тут смотреть, брысь по кроватям. Она уже утихла, – прикрикнула санитарка.

Девушке и вправду стало легче, она очнулась и перестала кричать, только тихо плакала. Перед ее глазами еще стоял недавний сон, и она знала, что он особый – вещий.

Видела она в нем то, во что поверить никак не удавалось, настолько ужасен и безысходен был сон. Но Оля знала, что это правда.

Она увидела свою родную деревню. До этого деревня часто снилась ей, но то были обычные простые сны. Этот же сон был каким-то плотным, выпуклым, и в то же время все в нем выглядело нарисованным, неживым…

Она снова находилась у себя дома. Никого из родных рядом не было. В доме был идеальный порядок, словно Анна приготовилась к приезду важного гостя, – все кастрюли-горшки-тарелки по полкам, пол чисто выметен, пыль вытерта, кровати заправлены. На столе фотографическая карточка – Анна с двумя сыновьями.

Выйдя на улицу, Оля увидела, что рядом нет домов соседей – ни дома тети Люды, маминой подруги, ни бабы Васильчиковой, и никаких других. На их улице вообще не осталось ни одного дома, кроме их собственного, да и он сильно покосился. Все остальные дома лежали в руинах. В глубине деревни то здесь, то там попадались остатки разрушенных стен, печные трубы, обломки мебели, из земли торчали куски фундамента. И ни единой живой души.

Оля пошла на деревенское кладбище и сразу поняла, где теперь все ее родные – рядом с могилой отца выросли три аккуратных холмика – Васятка, мама, Володенька. Она упала на землю и замерла, не в силах осознать весь этот ужас.

Собравшись с силами, она подползла на коленях к могилам и припала к холодным холмикам.

Потом Оля бродила кладбищу и находила могилы своих односельчан. Все до одного они лежали тут, в земле.

А затем деревня исчезла, и Оля поняла, что больше она никогда ее не увидит.

Словно птица, паря на огромной высоте, она видела города и села, и везде царствовали только боль, смерть, голод, несчастье.

Разрушенные здания, несчастные, оборванные, голодные люди, жмущиеся друг к другу на развалинах.

Везде гремели бои, рвались снаряды, строчили пулеметы, танки ползли по полям, а в небе рядом с ней, надсадно работая моторами, пролетали самолеты. На их фюзеляжах были нарисованы черные кресты с загнутыми концами.

«Это чужие самолеты, – поняла она, – в нашем небе…»

Весь следующий день Оля лежала в кровати, накрывшись одеялом с головой, и никуда не выходила.

– Что это было? – шептала девушка и отказывалась верить самой себе. – Почему? Я действительно видела войну…

«Или я ошиблась? А может, это имеет отношение к советско-финской войне? Но я же видела свою деревню. И… эти могилы…» Она гнала от себя жуткие видения, но они не оставляли ее. Оля понимала, что она видела совсем близкое будущее – и не могла поверить этому. Как такое может произойти? Кто позволит допустить этот кошмар?

Ее не трогали все эти дни. Наконец, вспомнили. На третьей неделе ее пребывания в институте за ней закрепили лечащего врача – добродушного Павла Сергеевича.

Он вошел в ординаторскую и тут же был пойман и взят под ручку заведующей лабораторией.

– Акимова ваша?

– Моя. Как раз недавно принял ее.

– У нас готовы результаты клинических анализов. И хочу сказать вам, батенька, она беременна. Вот вам и блаженная из деревни. Нагуляла уже где-то. Больше шестнадцати недель.

Павел Сергеевич удивленно присвистнул.

– А с виду незаметно – она так одевается и к тому же худущая, – растерянно протянул он. – Ну, спасибо вам.

В своем кабинете он сел за стол и энергично растер лицо руками. Час от часу не легче. Что делать с этой Акимовой – он не знал. По всем показаниям она была вменяемой и здоровой, и все же рассказ ее вызывал недоумение – слишком несуразным он был. Павел Сергеевич колебался: назначать ли новые анализы и дополнительные экспертизы или выносить решение.

Он крикнул санитарке, чтобы она привела к нему Акимову, и, когда та робко вошла, с интересом посмотрел на нее.

– У меня для тебя новости, – сообщил он, – но сначала давай поговорим.

Оля в который уже раз рассказала о своем детстве, о своей семье, а затем объяснила, как попала к Николаевым и что там делала.

– Ну, хорошо, – улыбнулся доктор, – ты говоришь, что принимала людей. Что же ты им делала?

– Как что? – удивилась Оля. – Это у кого какая надобность была. Кто вылечиться не мог, кто забеременеть. Кто просил будущее узнать, кто прошлое прояснить – мало ли у людей бед и забот…

– То есть ты гадалка, что ли? – весело спросил доктор.

– Не совсем. Просто иногда вижу .

– Видишь, значит, – закивал доктор, – понятно… Я хочу уточнить кое-что. А ты можешь сказать что-нибудь про меня? Что-нибудь, например, про мое прошлое, что знаю только я? Пойми, мне нужно убедиться в том, что ты не врешь, и, согласись, доказать это можно таким способом.

Этот вопрос, казалось, поставил девушку в тупик. На лице ее отразилось мучительное сомнение. Она ушла в себя, уставившись невидящим взглядом перед собой.

«Ага, вот тут-то мы тебя и подловим, милая…» – решил Павел Сергеевич и тоже замолчал, давая испытуемой время собраться с мыслями.

Он рассеянно посмотрел в окно и подумал, что давно уже не навещал Фросю, женщину, у которой от него был сын – трехлетний Ванечка. Жене он скажет, что будет читать лекцию на заводе о достижениях современной медицины и потому задержится.

«Уйду пораньше и поеду к ним. Яблок им привезу, каких-нибудь продуктов… Ваньке игрушку какую-то надо купить… Саблю или пистолет…»

– Он не любит оружие, лучше подарите ему игрушечный паровозик, – вдруг сказала Оля, и Павел Сергеевич почувствовал, как у него по спине побежали мурашки.

Он беспомощно закрутил головой.

– Кто это тебе насплетничал? Подшутить надо мной захотела? – наконец прохрипел он, привставая со стула. – Я тебе пошучу!