Саша Канес - Шоколадная ворона

Я смахнула со стола крошки, составила в раковину заляпанные бокалы и, подобрав с пола дырявый и вонючий мужской носок, выбросила его в помойное ведро под мойкой. Отказываться от вечернего бокала вина я все же не пожелала и, наполнив до половины тонкий стеклянный стакан, подсыпала туда льда. Слава богу, на мой лед в морозилке, судя по всему, никто не покушался. Мне, честно говоря, плевать, что истинные французские гурманы, или, точнее, гурмэ, возмутились бы моей привычкой добавлять в вино лед. Но они не жили в России и тем более не были знакомы с Манефой, которая по северной привычке даже водку могла пить теплой. К тому же, я думаю, утонченные ценители вообще бы не стали пить чилийское шардоне по сто восемьдесят рублей за бутылку. Я нарезала хлеб, сыр и огурец, отхлебнула из стакана и попыталась расслабиться. Насколько это было возможно, разумеется.

Несмотря на закрытую дверь, мне было все прекрасно слышно, буйство в комнате продолжалось. Пытаясь не реагировать на Манины крики и жалобные подвывания ее партнера, я сжала в руке бутерброд и с хрустом впилась зубами в багетную корочку.

За те несколько дней, что Маня прожила у меня, я осознала, что в качестве компаньонки она почти идеальна. Манефа была спокойным и очень доброжелательным человеком. Единственной проблемой в ее жизни в моем понимании было ее, мягко скажем, странное отношение к интимным отношениям. Она совершенно не стеснялась того, что любовники ее чрезвычайно часто менялись. Надеюсь все же, что не это ее свойство привело к кончине старой родственницы. За все время нашего общения я так и не поняла, что заставляло Маню заниматься сексом с тем или иным мужчиной. Как правило, ее, с позволения сказать, молодые люди могли вызвать лишь чувство брезгливой жалости. Подозреваю, что она, ни в коем случае не будучи круглой дурой, осознавала убожество всех своих избранников. И эти моральные, а зачастую и физические уроды всегда сами бросали мою Манефу, девушку, несомненно, красивую и приятную, как говорится, во всех отношениях. На мои неизбежные вопросы о причинах привязанности к тому или иному идиоту она не отвечала, а начинала тихонько плакать в углу. Я пару раз утешала ее, но призывала при этом к благоразумию. В конце концов у меня возникло подозрение, что либидо у Мани прочно связано с жалостью, и я понадеялась, что моя подруга никогда не окажется на родине моей мамы. В противном случае у нее может возникнуть непреодолимое желание отдаваться направо и налево всем нищим и калекам, околачивающимся по придорожным канавам Аддис-Абебы. Даже тем жертвам генетических сбоев, у которых отродясь и члена-то не было!

Сопровождаемая истошным визгом и стонами кульминация наступила еще до окончания моего первого бутерброда.

На несколько минут наступила тишина. То есть они, наверное, продолжали как-то общаться или вполголоса, или вовсе шептались, не знаю. Главное, до меня эти звуки не доходили, и я могла спокойно наслаждаться вином, сыром и хрустящим багетом. И еще я размышляла о том, что за кошмарный день у меня сегодня выдался. Внутреннее чувство подсказывало мне, что это – только начало и я не скоро еще смогу посоветоваться с Манефой по поводу своих собственных интимных переживаний.

Я изготовила третий большой бутерброд, на который поверх масла и солоноватого, покрытого благородной плесенью сыра добавила слой из кружков свежего огурца. Что касается вина, то даже лучше, что я положила в него лед. Крепость, конечно, снизилась, но это не столь важно. Зато практически полностью исчезла избыточная горчинка, свойственная шардоне из Нового Света.

В это время в коридоре послышалась какая-то возня. Маня с любовником что-то потеряли.

– Ты очки мои не видела? – простонал мужчина.

– А ты разве их не снимал?

– Нет, они слетели, когда... Ну в общем... когда ты...

Что-то мягкое упало с вешалки и шлепнулось, как мне показалось, о корзинку с зонтиками. Корзинка опрокинулась. Мужчина сдавленно чертыхнулся.

– Вот, они на пол улетели. – Голос у Мани был отвратительно виноватый.

Шарканье приближалось к кухне.

– Лева! Там Эва! Уже пришла! – свистящим шепотом предупредила Маня.

Но вышеупомянутый Лева уже распахнул дверь и предстал передо мной во всей красе. Хорошо, что хоть тощие чресла сластолюбца были прикрыты льняным кухонным полотенцем. Надо сказать, этим маленьким кусочком ткани он смог бы прикрыть минимум половину поверхности своего тела. Лева был тщедушным рыжим созданием неопределенного возраста с неправдоподобно огромным носом, на котором красовались толстенные очки с перекошенными дужками. Одно из стекол треснуло, а другое было заляпано, причем оставалось только догадываться, чем именно они с Маней его заляпали. На левой ноге его красовался носок – близнец того, что покоился в мусорном ведре. Правая нога была всунута в старый гостевой шлепанец.

– Извините, пожалуйста, я не знал, что причиняю вам неудобство...

– Ничего, я и не таких видывала! – ответила я, не переставая жевать.

– Эва, зачем ты так? – Это Маня тоже просунулась на кухню.

Она впопыхах завернулась в скомканную простыню, но сделала это крайне неаккуратно: правая грудь вывалилась и болталась где-то под мышкой, а левая ягодица и вовсе оставалась открытой для всеобщего обозрения.

– Вас зовут Эва? – Молодой человек изобразил нечто типа поклона.

– Эвридика я. Эвридика Петровна!

– Очень приятно!

Он попытался протянуть мне ладонь для рукопожатия, но не удержал маленькое вафельное полотенце и пугливо отпрянул, прикрывая в панике свою рыжую срамоту.

– А я Лева! То есть если нужно официально, то Лев Борисович!

Он суетно и неловко закрутился на одном месте, тщетно пытаясь что-то найти.

– Вы что-то здесь потеряли, Лев Борисович?

– Простите, Э-эва... Эвридика Петровна! Вы случайно не видели здесь мой носок?

– Видела, а как же!

– Ой, а где он?

– В помойке. – Я показала рукой на ящик с мусорным ведром.

Лева бросился спасать столь важную деталь туалета.

– Может быть, вы все же оденетесь, Лев Борисович?! Вы трусы-то обычно носите?

Манин любовник вперился взглядом в собственные ладони. Казалось, он в полном недоумении от того, что держит только один носок, а никаких трусов в его руках нет.

Пришлось разъяснить:

– Я имею в виду, носите ли вы трусы на теле, Лев Борисович. Мне не важно, носите ли вы свои трусы в руках! На теле своем вы трусы носите?

– Трусы, да, сейчас я вспомню, конечно. Они в комнате, точно в комнате. На телевизоре. Я сейчас этот носок вот надену, чтобы не пропал... и бегу в комнату...

Места на кухне было совсем мало, и Маня оказалась зажатой между плитой и холодильником. Она нависала надо мной своими внушительными прелестями и виновато вздыхала.