Саша Канес - Шоколадная ворона

Время было неприемное, но Батый что-то шепнул дежурной, и та, позвонив в отделение, сказала, что нас непременно пропустят, только попросила несколько минут подождать внизу. В гардеробе у нас приняли верхнюю одежду и выдали два халата и бахилы. Белые халаты были одинакового размера. Я в своем утопала, а Батый не смог протолкнуть мускулистые руки в рукава. Пришлось ему накинуть халат прямо на плечи и носить наподобие бурки.

Мы ждали у кабинетов, где шел прием травматологических больных. В основном люди спокойно сидели в очереди и ожидали врача, рентген или его результаты. Серьезный случай вообще, судя по всему, был только один. Пострадавшие прибыли еще до нас на «Скорой» в сопровождении милиционеров. Два стража порядка, залитые с головы до ног кровью участников драки, составляли протокол прямо на банкетке в коридоре. Прохаживаясь туда-сюда, я машинально взглянула на бумаги и прочла последние, только что написанные строчки: «Во время драки супруги Шипитьковы нанесли друг другу телесные повреждения обломками стула».

– Ну? – спросил старший по званию, капитан, вышедшего к ним ординатора.

– Как обычно, – скупо ответил тот. – Ничего интересного и из ряда вон выходящего.

– Когда можно будет допросить? – поинтересовался младший, в сержантском звании.

– Кого? – удивился ординатор. – Покойников?

– Так вы же сказали, что травмы – так, «ничего из ряда вон выходящего»! Это значит травмы не очень серьезные. Разве не так?

– Да, – подтвердил ординатор. – Все так. Повреждения у супругов Шипитьковых обычные для подобных случаев, но... с жизнью несовместимые! – Он криво усмехнулся. – Жили они долго и счастливо и умерли в один день.

Наконец нас проводили наверх. Данила лежал в реанимационной палате, весь обвешанный трубками и катетерами. Накануне ему сделали операцию, точнее, сразу несколько операций. Причем это, судя по всему, было только начало. У парня были отбиты почки, сломаны ребра и правая рука и, что самое страшное, имелась и черепно-мозговая травма с обширной внутренней гематомой.

У входа в палату сидела пожилая женщина с каменным лицом. Я вначале подумала, что эта старуха – бабушка Денилбека, но это все же была его мать. Она ждала момента, когда ей разрешат наконец подойти к сыну. Но, судя по всему, это могло произойти еще не скоро. Пока и она, и мы могли смотреть на Данилу только через большое зеленоватое стекло, отделяющее коридор от стерильной реанимационной зоны. Разговаривать с матерью Денилбека было практически невозможно. Похоже, она не спала уже двое суток и была не вполне адекватна. Батый пришел в больницу не для того, чтобы говорить с ней, и, увы, не для того, чтобы общаться со своим еще не отошедшим от наркоза учеником. Как я поняла, Батый рассчитывал встретиться с отцом избитого парня. Еще в машине он набирал, похоже, именно его номер, но телефон абонента был недоступен.

– Где Тимур? Скажите, пожалуйста...

Женщина смотрела сквозь него сухими и воспаленными глазами. Она не ответила, а только отрицательно повертела головой. Это не могло быть ответом.

– Папа сегодня утром уехал.

Мы с Батыем синхронно повернули свои головы на звук голоса. Из другого конца коридора к нам подходил брат Денилбека. Я слышала, что у него есть брат существенно старше его.

– Здравствуйте, – обратился тот, подойдя к нам вплотную. – Меня зовут Абдул... Точнее, Абдул-Хаким, но это слишком трудно и долго.

– Батый! – протянул свою руку учитель.

Я вздрогнула; никогда не думала, что мой уважаемый Учитель Тумэнбаатар Орчибатович Орчибатов не только знает о существовании своего прозвища, но и представляется им.

– Это не мое настоящее имя, но меня так зовут с молодости, с армии... с Афгана...

Мне пришлось вздрогнуть еще раз. Честно говоря, я вообще ничего не знала о личной жизни Учителя. Сам его облик и неизменная подчеркнутая замкнутость не располагали к панибратству. Мне не приходило в голову задавать ему какие-нибудь вопросы, выходящие за формальные рамки. В первый раз я услышала, что он служил в армии, причем в Афганистане, где сгинул, как выяснилось бесследно, мой родной отец. И почему же он сразу сказал обо всем этом незнакомому человеку?

Абдул на несколько мгновений замешкался, но все же протянул свою ладонь и мне.

– Я знаю, вас зовут Эвридика! – не стал он дожидаться моих слов. – Данила несколько раз говорил о вас.

Ладонь Абдула была большая, горячая и очень шершавая. Я поняла, что он первый устроился на стройку и Денилбек пришел туда к нему как к старшему брату.

– Спасибо! Мне очень приятно, что Денилбек хорошо ко мне относится... – попыталась улыбнуться я.

Абдул хмуро кивнул. Мне, честно говоря, такая реакция на мои слова не понравилась, но... разбираться было не время... и не место...

– Отец уехал домой... в Чечню... – обратился он к Батыю. – Ситуация серьезная. Вы же знаете наши обычаи.

Батый кивнул.

– Мы не сможем это так оставить. Тем более если... если Данила не выживет...

Мне, наверное, стоило закричать, как принято в таких случаях: «О чем вы говорите?! Конечно, он выживет!» Но, похоже, возникла именно та ситуация, когда мне лучше помолчать. Хотя... я и тигре.

– Отец поехал попытаться договориться с нашими... старшими.

– Почему у него выключен телефон?

– Ему посоветовали выключить. Мурату, конечно, уже никто не указ, но он тоже может предпочесть избавиться от проблемы в корне... Его дружки из спецслужб при включенном мобильнике сразу видят, где человек находится. Отцу нужно живым добраться.

– А что там его ждет? Я не очень понимаю, как у вас все устроено...

– Тяжело устроено... Отец должен затребовать компенсации и денег на лечение или вообще на семью... Если так не решат или Мусаев не согласится, то... кровь...

– Какие шансы?

Абдул мрачно пожал плечами.

– На отца в роду зуб держат. Поэтому мы здесь. Они с матерью еще до первой войны сюда уехали. У нас дома еще спокойно было. А им пришлось все равно уехать.

Мы с Батыем оба молчали. Но Абдул, разумеется, уловил наш немой вопрос.

– Отцу велели мать выгнать. Ее троюродный брат был женат на отцовской племяннице. У той был жуткий характер. Все это знали. И дядька ее к родителям отправил... развелся... не смог больше! Ну а родня постановила, что если они так, то и мы должны ихних гнать. Пришли к отцу. Говорят: «Решено! Отправляй свою жену к старикам – такой обычай!» Так они в одну ночь собрались и сюда. Денилбек еще под стол ходил тогда, он с ними по общежитиям и чужим углам рос. А я из армии тоже к ним в Москву. Сразу на стройку. Не до учебы было. И отец тоже только недавно снова работать учителем стал. А то днем плитку клал, а ночью учебники читал... чтобы не забыть... Да вы, наверное, про нас все знаете?! – внезапно прервал сам себя Абдул и, насколько мог выразительно, посмотрел на Батыя.