Ирина Степановская - Ноев ковчег доктора Толмачёвой

Аркадий предполагал почему. Наверное, все-таки дело было в деньгах. Аркадий знал, что Тина не работала, работать она пока физически не могла, но и ее «друг» и сожитель Володя (Аркадий всегда морщился, когда вспоминал о нем) тоже не особенно упирался.

Он как-то напрямую спросил Тину, что такое происходит с этим ее «другом». Боже, с каким драматизмом поведала она азарцевскую историю! Барашков при этом чуть не рассмеялся. Чего у нас только в стране не бывает! Отбирают не только косметологические клиники, а целые отрасли производства, что же теперь, всем вешаться? Вот и нашел прекрасный выход этот «друг» – повеситься больной женщине на шею! Но черт бы с ним, если бы у самого Барашкова были деньги. Он, не задумываясь, дал бы Тине сколько нужно на обследование. Но денег у него не водилось, а затягивать с госпитализацией было нельзя. По больнице ходили странные слухи. Кто-то рассказывал, что главный врач в приватной беседе жаловался, что Маша заведование «не тянет» и он держит ее до сих пор потому, что не хочет связываться с ее папашей, кто-то предполагал, что с проведением реформы ОМС все коммерческие отделения в больницах просто прикроют... В общем, волноваться было из-за чего. Но самое главное, Барашков знал Тинин характер: для любого больного она могла в лепешку разбиться, а для себя – пальцем не пошевелит. Нет, любым способом надо заманить Тину в больницу!

Аркадий вышел из ординаторской, которую делил с Дорном, и пошел по коридору. Сегодня его дежурство. Скукота по сравнению с тем, какая жизнь кипела здесь раньше. На сестринском посту никого нет. Теперь это стало естественным, раньше казалось недопустимым. Конечно, у койки каждого больного теперь есть тревожная кнопка. Раньше-то больные сами орали на весь коридор. Правда, у них в реанимации орать не могли, но во всех других отделениях по ночам было невозможно спать – и стоны, и охи, и вскрики. Теперь не то. Идешь по больнице, как по пустыне. И коек меньше, и доктора редко когда увидишь, а сестры разбегутся вечером по комнатушкам и там сидят.

Барашков грустно усмехнулся. Прав оказался его сосед по ординаторской Дорн. Слова Гиппократа теперь не истина. «Нас трое у постели больного – его болезнь, смерть и врач...» Болезни унифицированы, врач с больным разговаривает не больше двух минут в день, а все остальное время печатает на компьютере бумажки. А за все его прегрешения расплачивается не его совесть, а сам больной, его родственники, в редких случаях – главный врач, и еще реже – страховая компания... Бедный, бедный, наивный Гиппократ!

Барашков открыл дверь в комнату, где сестры обычно пили чай. Там было темно, только в дальнем углу светился отблеск экрана развернутого к кушетке небольшого телевизора. Рыжеволосая медицинская сестра Раиса додежуривала последние ночи перед декретным отпуском.

– Что смотришь, красавица? – поинтересовался Аркадий, повернув выключатель. Комнатку залил ненатуральный зеленоватый свет.

– «Давай поженимся», – буркнула Раиса, одернув на животе медицинскую пижаму.

– Весьма актуально, – заметил Аркадий без всякой задней мысли. – Может, ты бы лучше прогулялась по палатам? Спросила бы у больных, кому чего нужно? Беременным-то ходить, кстати, полезно.

– Сами позовут, если что, – Раиса опять уставилась в экран. – Таблетки я разнесла, уколы сделала. Какие еще ко мне вопросы?

– Ты чего злая такая? – удивился Аркадий, подходя ближе.

Он как-то раньше не обращал на Раису особенного внимания – ну, работает и работает медсестра, ну, беременная и беременная. Молодая девка, естественный процесс... А сейчас он заметил и нездоровую бледность кожи, и некрасиво выдвинувшуюся вперед нижнюю челюсть, и припухший нос... А самое главное, выражение лица у Раисы было не задумчиво-покорно-умиротворенным, как у большинства беременных на последних сроках, а напряженным и замкнутым, даже загнанным, он бы сказал. И вот это ему совершенно не понравилось. «Раньше-то девка сияла, как медный тазик», – вспомнил он.

Аркадий взял стул и придвинул его к кушетке, на которой лежала Раиса.

– У тебя что, проблемы?

Райка молча глядела на экран, но Аркадий понял, что она ничего не видит.

– Ну, чего молчишь-то?

– А чего говорить? Никому не нужна, никто ничего не замечает... Будто все так и надо.

Аркадий шутя показал пальцем на живот.

– Ну, это и замечать не надо. Само в глаза прет.

– Угу. – Райкино лицо перекосилось от злости. Только папашка замечать почему-то ничего не хочет.

Барашков некоторое время осмысливал Райкины интонации.

– Так ты не замужем, что ли, Раиса?

Она обиженно-гневно вскинула на него глаза.

– А вы что, на свадьбе на моей, что ли, гуляли?

Аркадий растерялся.

– Я не гулял, но...

– Вот вам и «но»! Вы вообще тут ходите весь в себе, ничего и никого не замечаете... Все отделение уж небось все уши друг другу прожужжало, а вы да Марья Филипповна еще как с луны свалились. Сегодня, например, вызывает меня к себе и как ни в чем не бывало спрашивает, с какого числа меня в декрет отправлять. Будто не знает!

– А почему она должна знать? – Аркадий понял, что как-то не врубается.

– Да все она знает, только притворяется, зараза, виду не подает!

Барашкову даже стало интересно. «Ничего себе! У нас в отделении, оказывается, происходят какие-то таинственные интриги... А я-то хожу себе по больным и действительно совершенно не в курсе». Конечно, Аркадий не то чтобы очень интересовался сплетнями, но ему показалось странным, что вокруг происходит нечто необычное, а он об этом узнает последним. Видно, действительно, оторвался от народа.

– Так что же все-таки произошло?

– Ничего не произошло!

Раиса спустила ноги с кушетки, грубо отодвинула стул вместе с сидевшим на нем Барашковым, встала и прошлась по комнатке, разминая спину.

– Ну, колись! Расскажи, что случилось, – легче будет, – потребовал Аркадий.

– Что случилось, что случилось... Случилось то, что Марья Филипповна отбивает у меня жениха! Что в общем-то неудивительно, с ее папашкой и с ее материальным положением. Бедная медсестричка и богатенькая заведующая – можно предположить, в чью пользу будет счет.

– А жених – это вот этот?.. – Аркадий снова осторожненько указал пальцем на Райкино пузо.

– Догадливый вы! – с издевкой повернулась к нему Раиса, шлепнулась задом на табуретку у маленького столика и вдруг громко зарыдала басом.

– Да... – Барашкову уже было неудобно, что он влез в эту историю.

– Успокойся, ты... выпей водички... – Он плеснул воды из чайника в чашку и протянул Раисе. – А ты точно знаешь, что этот... м-м... твой жених переметнулся к Мыш... к Марье Филипповне?

– Как мне не знать, если он и сейчас у нее сидит, а ко мне даже и не заглядывает... – И Раиса снова злобно зарыдала, будто загавкала.