Ирина Степановская - Ноев ковчег доктора Толмачёвой

Маша густо покраснела.

– Я это помню, Аркадий Петрович. Если хотите, я могу дать денег Тине взаймы, но положить ее бесплатно не просите. Мы должны выполнять план по больным, платить налоги, платить больнице, мы хотели купить новый прибор...

– И этот прибор, конечно же, будет предназначаться Владиславу Федоровичу.

– Но вы же в нем ни уха ни рыла? – язвительно спросил из своего угла Владик. Маша поморщилась:

– Прошу вас обоих перестать!

– Но ты понимаешь, что Тине нужно обследование? – развернулся к ней Барашков. – И ты понимаешь, что опухоль может начать расти во втором надпочечнике? Такие случаи бывают, я читал.

– Много читать вредно, Барашков, – заметил Дорн.

Маша сделала вид, что рассматривает свои ногти.

– Я вам все сказала, Аркадий Петрович. Я предлагаю Валентине Николаевне свои деньги.

– Но ведь она их никогда не возьмет, потому что не сможет расплатиться в ближайшее время!

– А я ее не тороплю.

Маша встала и всем видом дала понять, что разговаривать на эту тему больше не будет.

Аркадий вышел из кабинета и хлопнул дверью так, что загремело по всему отделению. Райка с испуганным лицом выскочила из своей комнатки.

– Это из-за меня? – спросила она, приближаясь к Барашкову.

– Ой, отстань сейчас, – буркнул Аркадий и скрылся в ординаторской.

Маша и Дорн посидели еще некоторое время молча.

– Все-таки я не понимаю, зачем ты его терпишь, – наконец сказал Владик и снова попытался ее обнять.

– Послушай, – Маша вывернулась из-под его руки и заглянула ему в глаза. – А ты не боишься, что я тоже могу забеременеть?

«Все-таки знает! – прошелестело в мозгу у Дорна. – И что я должен ей ответить?»

– Что ты молчишь?

– А как я должен тебе ответить?

– Не знаю.

Он встал и подошел к окну, посмотрел на часы.

– Темно. Практически ночь. Нисколько не светлее, хотя уже почти весна. И снегу полно. Не люблю зиму. Холодно.

Маша отозвалась:

– Конечно, уже десять.

– Ты не торопишься домой?

Она пожала плечами.

– Меня, кроме отца, никто не ждет. А он сейчас за границей.

– А мама?

– И она тоже за границей. Только в другой стране.

– С кем же ты живешь?

Маша улыбнулась.

– С нянькой. Она меня с детства воспитывала.

Дорн помолчал, подумал: «Может, снова на диван?» – но сказать побоялся.

– Хочешь, я тебя отвезу?

– Отвези.

«Нет, совпадение. Она ничего не знает».

Маша открыла шкаф, достала шубку.

– Так ты мне не ответил...

– Насчет чего? – Он притворился, что забыл.

Смотрясь в зеркало, она спросила из глубины стекла:

– Насчет моей беременности. Я тоже могу остаться одна?

«Знает!» – похолодело у Дорна.

– Жизнь – такая сложная штука, – промямлил он.

Маша повернулась к нему лицом и медленно проговорила:

– Знаешь, ты поезжай домой один.

Он спросил:

– А ты?

– А я поеду с водителем. Отец позаботился, чтобы я не ездила в метро.

– Это правильно. Ценных людей надо беречь, – пробормотал Владик, стараясь перевести все в шутку.

– Бесценных. Каковыми мы тут все являемся, – металлическим голосом сказала Маша, взяла свою сумку и открыла дверь кабинета, выпуская Дорна.

Он неуверенно помялся, не зная, что сказать на прощание.

Маша заперла кабинет и прошла к лифту.

– Добрый вечер, Владислав Федорович! Дежурите? – высунулась из лифта рыжеволосая бодрая старуха с ярко накрашенными губами.

– Добрый вечер, Генриетта Львовна! – обрадовался Дорн: при лифтерше не надо говорить ничего личного.

Маша вошла в лифт, двери за ней закрылись, Владик тоже пошел собираться домой и весь путь от лифта до ординаторской не мог отделаться от мысли, что вообще, конечно, Маша – неплохая девушка, но уж больно короткие у нее ноги и маленькая грудь.

На следующее утро Азарцев опять куда-то исчез. Тина слышала сквозь сон, как он вывел погулять Сеню. «Мало ли что, сейчас вернется», – подумала она и заснула снова. Сон для нее теперь стал блаженством. Она старалась даже не вспоминать то ужасное время, когда она не спала неделями – изматывающая бессонница исчезла вместе с болезнью. Только после того, как она излечилась, Тина поняла, что большинство людей даже не понимает, какое это благо – здоровый сон. Плюхнуться в постель и очнуться только утром.

Вот и она теперь окончательно проснулась, потянулась в постели и ощутила, что в квартире одна. На всякий случай позвала:

– Володя?

Взглянула на часы. Еще очень рано. Куда же Азарцев мог деться? И тут она вспомнила. Конечно, он все-таки ушел туда . А может, не туда ? Куда-нибудь в другое место. Она ведь его даже по-человечески не выслушала...

Тина вскочила с постели – тут же заныл прооперированный бок. Плевать на бок. Как она не смогла подобрать правильные слова, чтобы убедить Володю!

Целый день Валентина Николаевна не могла найти себе места. И Сеня вздыхал, и мышонок Ризкин, нахохлившись, засел в своей клетке и не спешил выйти погулять.

«Почему, почему я проспала! – корила себя Тина. – Конечно, он ушел на кладбище. Я даже не знаю, где эта мастерская! Никак нельзя его было туда отпускать!»

Чтобы отвлечься, она вымыла полы, вытерла пыль, протерла и отполировала ирисы в дверцах шкафа и почистила синюю вазу с петухами. В общем, вылизала квартиру до немыслимого блеска. Азарцев все не приходил. К девяти вечера Тина готова была бежать обследовать по очереди все московские кладбища. Но вот раздался долгожданный звонок.

«Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось! – прошептала про себя Тина и со смятением открыла. – Вдруг это не он? Вдруг пришли сказать, что...»

Азарцев стоял в дверях с настороженным видом, держа руки в карманах.

– Володя! – Тина осеклась, и все придуманные ею доводы и упреки разом улетучились. – Как я рада, что ты пришел!

– Хм, и не будешь ругаться? – Он стоял в коридоре и недоверчиво смотрел на нее.

– Честное слово, не буду, только входи!

Он снял куртку и снова сказал «Хм!». Еще подумал и добавил:

– А моя бывшая жена меня бы убила за то, что ушел.

Тина помолчала, а потом негромко сказала, осторожно заглянув ему в глаза:

– Володя, давай не будем говорить о твоей бывшей жене. У нее ведь без тебя все в порядке?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я не спрашивал у Оли.

Но Тина уже не дослушала его ответ.

– Иди скорей есть. Ты ведь ушел без завтрака. Не умер с голоду?

Он улыбнулся – как всегда, не раскрывая губ.

– Не умер.

– Вот и пойдем. У меня есть яйца и вчерашняя колбаса. Я сделаю яичницу.

– А Сеня?

– Нет, я придумала: у нас с Сеней сегодня своя еда.

– Сухой корм?

– Нет. Геркулесовая каша. И мне, и ему – очень полезно.

Азарцев вытащил из кармана несколько довольно крупных купюр.