Николай Масленников - Ненависть навсегда

Войнов Глеб скатился только когда начал задыхаться. Сердце стучало как после часовой пробежки. Немного остыв, он ощутил, что сидит в луже. Вода светилась красным цветом, здесь же отражалась луна. Не может такого быть, подумал Войнов Глеб, неужели все это – кровь?

Он заржал, когда догадался.

Так это же Луна Кровавая!

Смех раскатился под потолком, будто десятки заключенных смеялись вместе с ним. Почему бы и нет? Это смешно. Правда смешно! Это не кровь, просто освещение такое. Кровавое!

Глеб заслонил лицо руками, чувствуя, что сейчас умрет от смеха. Такого абсурда в своей жизни он еще не встречал.

Они сидели вместе с Повислым среди синих стен дежурного кабинета и глотали горькую водку. Со скуки, как говорилось между ними, но Дежурный знал истинную причину – работа такая. В плане не водку пить, а переносить тяжелую моральную нагрузку, от которой необходимо отдыхать.

Как и всегда в конце смены, после проведения вечерней поверки заключенных, они со вздохом падали на стулья и запирали дежурку изнутри. Распахнув по-домашнему кителя, ослабив шнуровку на берцах, блюстители порядка наконец доставали стаканы и звучно брякали их об стол. Повислый извлекал из неиссякаемой нычки бутылку водки, шуршал пробкой, а затем решительными движениями начислял. Стаканы были большие, граненные в СССРовском стиле и наполнялись как минимум наполовину. В садике имелась такая же посуда, ностальгировал Дежурный, только раньше он пил более безобидные напитки. В молодости он был максималистом и ужаснулся бы от мысли о своей будущей профессии. Что-то в нем все-таки осталось от того прежнего мечтающего мальчика, это временами проявляется в недовольстве собой и собственной работой. Но в подобные моменты он напоминает: нет худа без добра, и дерьмо – это часть большого плана. Пусть он проводит дни в воспитательной колонии несовершеннолетних преступников, это ненадолго, это необходимо для будущей карьеры. Жизнь научила, что невозможно просто взять то, что хочешь. Прежде необходимо выслужиться.

Перед первым приемом они, обычно, не обмениваясь друг с другом ни словом, запрокидывали голову и в несколько глотков выпивали содержимое. «Фу-у-ух! – корчил рожу Повислый, – э-э-э!» Тот вытирал усы и приходил в порядок. А вот ему, Дежурному, давалось нелегко, он не привык поглощать такие объемы за раз. Жидкость обжигала внутренности, особенно после первых глотков. На объекте он служит полтора года, еще не успел привыкнуть здешним обычаям, в отличие от коллеги, который топчет в колонии двадцать с хреном лет.

Когда Дежурный отнимал стакан ото рта, усилием кадыка проталкивая спиртовые газы вглубь, чтобы организм не отверг выпитое, Повислый уже ждал его с бутылкой в руках.

– Так сразу? – удивлялся он первое время. – Может, передохнем для начала?

– Мы на службе, – шевелил усами Повислый, – отдыхать нам по уставу не положено!

Повислый любил пить беленькую большими глотками, так, чтоб в глотке екало, и презирал всех, кто делал это иначе. Единственный момент, где Дежурному не удалось переделать коллегу под себя. В остальном тот был послушен, как пес, поэтому, собственно, и образовалось прозвище Повислый. Когда напивался, он опускал голову, а на трезвую славился взрывным нравом по отношению к заключенным, точно цепная псина.

Они подняли стаканы, и как бы нехотя чокнувшись, выпили еще. По традиции бутылка заканчивалась за три начисления. И нынешний вечер был не исключение. Дежурному самому не верилось, что человек может так выпивать, но они как-то умудрялись. От выпитого горело лицо, даже в пот бросало.

– Когда ты, говоришь, отваливаешь? – спросил Повислый, разрывая кусок бутерброда зубами. Бородинский хлеб и вареная колбаса с мясными вкраплениями, выглядит вкусно. Рот наполнился слюной. Может Дежурному тоже что-нибудь съесть?

– Через две недели будет полтора года, тогда и свалю. Дай колбаски.

Повислый протянул ломоть на острие ножа.

– Оставайся, что ты как черт? Тебе плотят больше, чем мне. Чего тебе все не хватает, м?

– Дело не в бабках, – тщательно пережевывая, ответил Дежурный. – Мне нужно было отработать с трудными малолетками полтора года, и я это сделал. От звонка до звонка, как говорится. Этого ада с меня достаточно! – Колбаса скользила по зубам, но от духоты, стоящей в кабинете, пропадал аппетит. Может, он и вправду находится в преисподние? Дежурный провел рукой по влажному лбу, хотя всего сильнее досаждало другое. – Слышишь, открой окно, от твоих башмаков ужасно воняет.

– А от твоих будто бы не воняет, м? – упрекнул его Повислый. – Они у меня новые. Посмотри, мать твою, как сверкают!

По столу прошла дрожь, когда Повислый поместил на него свои ноги. Крепкий запах гнили распространился в радиусе метра, и Дежурный быстро переместился к окну. Растворив раму, он вдохнул. Свежий ночной воздух ударил в оголенную грудь, но удар был мягок и приятен. Где-то вдалеке висела ржавая луна. В окне, точнее, в раме между двумя стеклами лежала гора засохших мух, как на какой-то известной картине с черепами. Как же он понимает их предсмертные мучения, подумал Дежурный, он сам едва не задохнулся. Но теперь стало легче. Ветер ласкал грудь лучше всякой любовницы. Еще сигаретку покурит, и вообще красиво будет.

Вытащив нос из щели окна, Дежурный подкурил, а затем отправил пачку на стол. Сигареты звучно врезалась в бутылку, но Повислый будто и не заметил этого. Он в каком-то самозабвении разглядывал свои блестящие мыски.

– Настоящая кожа, крепкая. Высшее качество, мать его! Такие берцы долго прослужат. – Остального мира для Повислого в эту минуту не существовало. Только он и сапоги. – Военная обувь, она как баба: если ухаживать правильно, то целую жизнь верой и правдой прослужит.

– Теперь понятно, отчего ты каждый день их драишь.

– Сук судят по глазам, мужчин – по прическе. А служивого судят по обуви. Это считается его вторым лицом, ты слышал об этом? Взгляни-ка на свои.

Выдыхая крепкий дым, Дежурный опустил взгляд. Сапоги как сапоги, подумал он, только слегка потрепались и не блестят. Да и нужно ли это? Через полторы недели они окажутся в мусорном баке. Он – молодой майор, и следит за своей карьерой, нежели за армейскими сапогами.

Дежурный затянулся, красный кончик сигареты пылал, комната устилалась туманом. Ему показалось или этот усатый сукин сын позволяет говорить что-то нравоучительное?

– Убрал живо свои говнодавы со стола, – сказал он начальническим голосом.

Повислый медленным движением перевел два глазика на Дежурного, хотел сцепиться, но кое-что осознал.

– Мать твою, ну и слово. Где ты его взял – «говнодавы»? От малых нахватался?

– Из книг вычитал. – Заслышав еще одно странное слово, Повислый недоверчиво прищурился, и Дежурному пришлось выпустить облако дыма, чтобы скрыть улыбку. – В книгах таится великая сила, Повислый.