Алексей Зайков - Сумасшедшие

Я видел, как одного выносили оттуда на руках два амбала. Его лицо было бледно, как полотно. Ноги волочились по полу. Да и человеку, точнее тому что от него осталось, уже было наплевать на то где он находится и что с ним происходит.

С некоторыми проводится и воспитательная работа. Откуда-то взялся юркий и пронырливый следователь, способный расколоть и переубедить любого. Недавно он говорил с Гитлером, пытаясь перетянуть его на сторону Сталина.

Потом мне Адольф рассказывал об этой беседе следующее. Следователь был сама любезность. Предложил на выбор чай, кофе или 100 грамм водки. От спиртного фюрер отказался категорически, а вот на кофе согласился.

Далее следователь перешел к личностям Муссолини и Грегора Штрассера:

– Вспомните, Адольф, ведь дуче перед тем как стать фашистом, был самым способным и решительным итальянским революционером, которого хвалил сам Ленин! Это именно он назвал нашего вождя, Иосифа Сталина, «тайным фашистом». Идем дальше. Ваш соратник Грегор Штрассер, которого вы вместе с Ремом ликвидировали в "ночь длинных ножей", не раз говорил об едином антикапиталистическом фронте с красной Россией. Даже ваш министр пропаганды Йозеф Геббельс и тот одно время был красным, поддерживая братьев Штрассеров.

Перейдем к вашей символике. Красное знамя и на нем отвратительная свастика. Уберем этот ненужный символ и останется одно красное знамя. Один антикапиталистический фронт, о котором мечтали Отто и Грегор Штрассеры. Да и ваш гомосексуалист Рем и тот говорил о второй революции.

Теперь Сталин сделает эту революцию!

Затем следователь приблизился к Адольфу и тихо сказал:

– Он тоже, как и вы ненавидит евреев. Говорят, что он боролся с оппозицией, но правда состоит в том, что в действительности шла борьба с еврейским засилием в Кремле, которое пыталось подмять под себя завоевания великого Октября. Как видите, у нас много общего. Да и пакт 39 года мог легко перерасти в пакт четырех держав.

Я даю вам время подумать, Адольф. Надеюсь на ваше благоразумие.

Когда фюрер пересказывал мне эту беседу его трясло.

– И он смел мне предложить это! Мне, который 20 лет боролся с большевизмом! – сказал он тихо.

– Но вы ведь проиграли войну. И у вас нет сторонников.

– Вы правы, Бонапарт! Вы тут остались единственный, с которым еще можно говорить по душам, ибо кругом уши сталинских сексотов. Они в туалете, в палате, коридоре, в столовой! А скоро еще разрастется и ГПУ.

День 10

В отделении произошел брюмер. Русский деспот практически взял власть в свои руки. Осталась одна помеха – главврач.

Назавтра на 11 часов назначен митинг. Будут окончательно добивать оппозицию. В углу трясется Гитлер. Он тоже актер этого политического фарса, поэтому боится за свою судьбу, и с утра пытается во всем угождать Сталину.

Сегодня русский деспот вновь подсел ко мне, склоняя на свою сторону:

– Я знаю, Бонапарт, вы ведете дневник. Я уважаю вас, как полководца и государственного деятеля. Для Франции вы были титаном, сравнимым по масштабам личности со мной и Петром Великим. Вы подняли эту страну и ее народ на небывалую высоту. Не только указав путь к величию, но и дав его. Правда, с Александром вы оплошались, как и я с Гитлером. Но история не любит сослагательных наклонений. В ней важны политические и военные результаты. И мы с вами, как никто другой в этой палате, понимаем это.

Я не раз видел, как вы укрывались одеялом. Догадываюсь, что вы ведете дневник. Понимаю, что вы хотите быть объективным. Но, что такое объективность, когда логика истории диктует и направляет ход событий. Поэтому всегда нужны враги, на которых легче всего списать ошибки прошлого и настоящего. Так делали все великие народы, начиная с библейских времен. Поэтому же проторенному пути пошли и французские революционеры.

Да, Великая французская революция начиналась с трех прекрасных лозунгов. Вы, как никто другой помните их, ибо были очевидцем тех событий. Это свобода, равенство и братство. Но молодую республику окружали враги не только внутренние, но и внешние. Не присягнувшее республике духовенство вместе с дворянами-офицерами подняли Вандею. Науськиваемый австриячкой король, хоть и надел санкюлотский колпак, строил козни и мечтал об измене революции. К этому добавилась и интервенция: ряд европейских держав выступили в поддержку короля, при этом преследуя свои эгоистические цели. Лафайет, сторонник конституционной монархии, оказался предателем и подло бежал.

В этой непростой ситуации любое правительство, которое хотело удержаться у власти должно было прибегнуть к террору и сделать его частью своей политики. Это поняли самые радикальные из революционеров – якобинцы. Да и саму революцию не делают в белых перчатках, ибо ей, как воздух, помимо врагов, необходимы вожди и герои. Надо, подобно врачу, чувствовать ее пульс и направлять ход событий. Иначе окажешься сметенным, как история смела жирондистов.

Поэтому, Бонапарт, предлагаю вам стать моим союзником. По-вашему лицу я вижу, что вам претит это слово. Тогда моим попутчиком.

После этого Сталин склонился ко мне и тихо произнес:

– Да, у меня к вам есть всего лишь небольшая просьба. Постарайтесь с этого дня, Бонапарт, освещать события не с буржуазной позиции, а марксистско-ленинской. Я думаю вы меня поняли.

Тучи сгущаются и над моей головой. Русский деспот, как и любой тиран, не терпит отказов. Пока лишь он может играть тобой, где запугивая, а где и поощряя твое тщеславие. Но при этом важно помнить, что твоя жизнь, попавшая в орбиту его власти, зависит теперь не от тебя, а от него.

День 11

Сегодня всех согнали на митинг в большую палату, приспособленную для зала заседаний. Когда мы вошли, там уже были деревянные скамьи со стульями и покрытый красным кумачом стол в центре. На нем стоял хрустальный графин с водой и граненный стакан. Больные расселись, медперсонал остался стоять возле дверей. Затем двое амбалов в форме НКВД 30-х годов выгнали из боковой двери четырех бледных оппозиционеров, чьи руки были связаны за спиной веревками и упирающегося Адольфа, на которого надели наручники. Их разместили в глубине палаты справа и слева.

Затем появился Сталин. Больные встали, и палата потонула в бурных аплодисментах. Зазвучали советские марши. Вдруг откуда-то выбежали советские пионеры с цветами. Они подходили к советскому тирану, и тот гладил их по голове. Стол был завален цветами, но это нисколько не смущало Сталина. Сегодня был его триумф, его так называемый брюмер.

Двое амбалов сдернули со стены белую простыню, за которой появилось некое подобие экрана. И сразу же пошла советская кинохроника времен Сталина. Марширующие колонны спортсменов и спортсменок, военные, гулко чеканящие свой шаг, советская бронетехника. Появился и веселый Сталин среди своих соратников, часть из которых предаст вождя в 53.