Алла Хусейн - За что мне это?

И со здоровьем дочери прогресс тоже был очевиден. Тревога разъедающая мою душу сомнениями, отступила. Наконец, Дарья твёрдо встала на ножки и уверенно пошла. Она перестала плакать сутками напролёт, стала намного спокойней, как и я вместе с ней. Незаметно пролетел первый год и мне казалось, что жизнь начинала налаживаться, но, как показали дальнейшие события, я ошибалась. Справившись с одной бедой, я нашла себе другую. Сказано же, – Незадачливая!

Глава 4. Бабя Валя. Разгон.

На следующее лето я узнала, что дирекция предоставляет сотрудникам санатория для проживания вагончики – бытовки, находящиеся между территорией здравницы и морским пляжем. Конечно, я тоже попытала счастья, но директор санатория сказал, как отрезал:

– Вагончики мы предоставляем тем, у кого нет своего жилья!

Я не отступала и возразила ему:

– Но, Василий Васильевич! Так у меня и нет своего жилья. Я с двумя маленькими детьми живу в тесном чужом доме в лесу и без удобств. Зарплата у меня семьдесят рублей, и половину из неё я отдаю бабе Вале за аренду. Мы с детьми испытываем большие материальные затруднения, потому что денег, которые остаются, явно маловато на жизнь женщины с двумя детьми. Неужели Вы, как директор и как мужчина не поможете нам?

Интуитивно я выбрала правильную тактику. Конечно же он и директор и мужчина! И доказал мне это. Василий Васильевич досадливо крякнул и, чтобы избавиться от настойчивой мамаши, откровенно рассказал мне тогда то, о чём я не даже не догадывалась.

– Ладно! Не хотел говорить, но скажу это только ради твоих детей. Незадачливая ты: за что платишь этой наглой бабке? Домик, в котором вы живёте с бабкой, раньше служил общежитием для двух семей строителей нашего санатория. То есть он принадлежит этому санаторию, а не бабе Вале! По окончании строительства здравницы от Министерства сельского хозяйства, люди со второй половины дома уехали, освободив две комнаты, да и бабушкин сын тоже уехал на заработки на Север. Бабуля отремонтировала вторую опустевшую половину и теперь незаконно берёт с тебя деньги за проживание в доме, который ей не принадлежит. Скажи старухе, что если не прекратит, то будет иметь дело с милицией! Всё, иди!

Решение нашего незабвенного Василия Васильевича было резким и однозначным. Он сердито добавил в догонку:

– Живи там, плати только за свет, и больше ты никому ничего не должна. Даже я своей властью не могу тебя оттуда выселить, потому что у тебя дети! Как ты вообще туда попала?

Вот вам неоспоримые плюсы СССР! Человек труда, тем более мать с детьми были кастой неприкасаемых.

Для меня новость из уст директора была радостной, но бабу Валю такое решение директора совсем не устроило, и она ополчилась против меня и директора, объявив нам обоим непримиримую войну. Её благостное настроение улетучилось в криминальном направлении, именуемом стяжательством нетрудовых доходов и покушением на честь и достоинство человека. Она превратилась в злобную мегеру, требующую, чтобы я немедленно ушла из дома. Она на деле продемонстрировала, что её фамилия Куролесова вполне соответствовала её характеру. Куролесила она с выдумкой, удивляя всё село своей изобретательностью, в части борьбы с одиночкой с двумя детьми на руках. Покуролесила она знатно.

Начала она с самого подлого – стала распускать обо мне нелестные сплетни, после которых каждый мужчина села стал считать своим долгом уделить мне его бесценное внимание. Я даже утомилась,изобретая изощрённые способы отпугивания ухажёров. А после нескольких её агрессивных попыток выжить меня из дома, когда она меняла дверные замки, выбросив всё наше с детьми имущество на улицу, я обратилась в милицию за защитой. Получив строгое предупреждение, она применила последний неожиданный и нелепый способ для моего выселения.

Баба Валя вызвала домой своего сына Николая, чтобы он помог ей справиться со мной. Он в это время работал на лесозаготовках в далёкой Якутии и был вынужден срочно, расторгнув контракт, не получив расчёта на товарняках, выехать обратно домой на защиту своей матери от меня, как он думал. Баба Валя рассказала ему в письме, что я выживаю её из дома, что я веду асоциальный образ жизни, скромно опустив в письме, что это она себя так ведёт, а не я. В том, что со мной и бабой Валей всё обстоит совсем не так, Николай очень скоро убедился сам.

И в нашей с Колей жизни тоже всё произошло совсем иначе, чем рассчитывала баба Валя. Всё случилось само собой и неожиданно даже для меня. Приехавший к матери Николай влюбился в меня с первого взгляда. Помню, как при первой встрече он минут пять обалдело смотрел на меня, увидев впервые. Спустя пару месяцев он проявил необычайную настойчивость в ухаживаниях, и я вынуждена была уступить его пылкости. Вскоре он стал для меня Колей и у нас завязались близкие отношения, сначала тайком от всех, особенно от его матери. Потом, когда мы потеряли неосторожность и всё стало слишком явным не только для окружающих, но и для бабы Вали, он пригласил меня в ЗАГС.

Он впервые ни от кого не скрываясь днём вошёл в мою комнату и, пытаясь казаться спокойным, достал из нагрудного кармана рубашки и положил свой паспорт на стол передо мной. Потом неестественно обыденно, как будто делает такое предложение каждый день, сказал:

– Вот мой паспорт, бери свой и сейчас пошли подавать заявление для регистрации законного брака.

Но по вибрирующему голосу я поняла, что он очень напряжён и, скорее всего, перед этим у него с матерью был сложный разговор и попросила:

– Коля, я очень рада твоему предложению, давно его жду. Но, ты можешь себе представить, что начнёт творить твоя мама? – Дай мне немного подумать.

Думать мне не дала баба Валя. Возмущению матери Коли не было предела, она взбудоражила всё село, брызгая слюной:

– Как так, она не русская, а татарка по национальности, да старше моего Коли на целых четыре года, да ещё с двумя детьми и вдруг станет моей невесткой? Да мой Коля и женат-то никогда не был! – и разрубая воздух натруженной на стройке ладонью, решительно добавляла, – не надо мне такая невестка!

Всё это мне доносило "сарафанное радио". Всё село круглосуточно, не ослабляя бдительности ни на минуту, держало руку на пульсах нашего треугольника.

Это стало непосильным испытанием для всех нас. И мы все трое провалили, – не сдали важный экзамен жизни. Устав от постоянной клеветы и скандалов от разбушевавшейся “Куролесихи”, сделав неимоверное усилие над собой, потому что тоже полюбила его всей душой, я сказала Коле:

– Я не представляю себе жизни без тебя, но серьёзно стала опасаться ярости твоей мамы, не на шутку обозлившейся на меня. Я уступаю старой женщине её сына, чтобы она не волновалась и меня с детьми оставила в покое. Прости меня, я не могу по-другому.