Николай Бизин - Deus ex machina

– В бою берешь то, к чему дотянется рука и воля, при условии, если ты все еще эльф, – сказал Эктиарн, на этот раз говоря губами, а не смыслами губ – уже самим их движением давая понять, как движется вокруг своей оси слово, которое чем-то подобно картонному глобусу (который, если дальше развивать банальность, чем-то подобен либо птолемеевой плоскости на китах, либо зрелой планете-виноградине на грозди среди других виноградин) – а потом вдруг убрав эту ось из вращения!

Разумеется, данный «урок» не являлся обучением или прелюдией к нему, он оказывался пре-людией, ведь люди жизненно необходимы эльфам; клинок Эктиарна (не называю мечом или из какого он серебра) взмыл у него над головой. и рука эльфа потянулась за ним – тотчас клинок принялся изменяться! То есть становился железным; то есть принялся говорить не на языках фехтовального танца, а языком изменения, но – обратного: клинок уходил от эльфийского серебра, убегал назад, деградировал – да как угодно можно было «это» называть! Клинок становился железным, но «это» не означало, что ему необходимо железо: в бою берешь то, что потребно для боя; быть необходимым означало превысить потребность.

– … – опять улыбнулся бронзовый клинок Лиэслиа – чуть сконфуженный (но так и не выдавший – как до этого выдал метательный нож – себя и своей сути Господину Лошадей и не принявший его как всадника), ведь он ответил многоточием эльфу, но лишь для того, чтобы опять и опять не принять его всадником…

– Повторения как способ – способны и углубить, и возвысить, но сами они лишены способностей – это как вещь без вещего! Выйди из времени, – сказал Эктиарн, чей клинок уже совершенно стал состоять из железа. Тогда Лиэслиа (чуть сконфуженный, ведь привязанность к определенному времени сродни недолгой привязанности, иначе – временности) тоже позволил своим губам шевельнуться:

– Я не сдаю крепостей.

– Но их сдали твои минойцы, пустая утроба, якобы породившая эллинов! – и все это время (из которого было не выйти) оба их клинка, бронзовый якобы юного эльфа и все еще железный его якобы учителя были почти неподвижны (то есть «все еще» неподвижны) и располагались от своих хозяев чуть в стороне (как бы за ними наблюдая) – причем железный клинок Эктиарна был вознесен (и превозносился) высоко-высоко (как Стенающая звезда) и был холоден и прекрасен, а клинок Лиэслиа был отведен в сторону и казался тонок и бархатист… Но лишь так клинки могли видеть друг друга со стороны и лишь так могли видеть своих «хозяев».

Точно так их могли бы увидеть люди: Леонардо, Микеланджело, Рафаэль и (пусть его, то есть возможно пустить в этот ряд) Роден – они дорого бы заплатили, чтобы в своей реальности увидеть такую композицию: дискурс двух эльфов. выраженный в их клинках, причем с точки зрения этих клинков! Пригласить в качестве моделей эльфов, что может быть недостижимей? Проще измыслить телесный образ Стенающей звезды и воплотить его… Что за порогом совершенства? Слова Родена, за которые он и стал телесным образом Стенающей звезды: любая работа должна быть завершена, даже если она совершенна!

– Ты был самонадеян, – сказал Эктиарн.

Первым эти слова услышал клинок в его руке, якобы длинный и тонкий в руке якобы длинной и тонкой, и сразу же ответил: в беспощадном свете (ибо кровавы отсветы) боевых факелов на стенах тренировочной залы он определил себя неподвижным и сразу же из неподвижности вышел и запылал вослед факелам – но как-то иначе, нежели факелы! Словно бы заклубилась вокруг его лезвия алмазная пыль, и он перекинулся из серебра. но – не стал (подобно ножу) непоправимо вульгарным железом… Он оказался (и показал себя) простой и понятной сталью.

– Но не только ты был самонадеян, но и твоя воля. Ибо попыталась все сделать сама, – мог бы добавить к его изменениям учитель, но – предоставил клинку продолжать…

– В бою берут не только то, к чему дотянется воля! – молча крикнул своему хозяину клинок Эктиарна (и заключил себя в крик, и перестал торопиться менять ипостаси – оставив изменениям возможность) и тотчас сбавил тон, и предерзко шепнул (уже вслух) бронзовому клинку Лиэслиа, и солгал:

– Теперь я Холодное Железо. Посмотри на меня, – и потянулся к Лиэслиа (ведя за собой руку Господина Лошадей), и завершил изменения (как бы останавливаясь и переставая тянуться собой), и перестал быть честной сталью, оставшись не более чем угрозой.

Лиэслиа был потрясен его ложью, а точнее – мог бы быть ею потрясен! Но тогда могло бы получиться небольшое землетрясение (то есть земля попыталась бы передать свою приземленность всему, что с ней соприкасается, то есть дотянуться волей и овладеть), а ведь никакие пустые угрозы не могут пошатнуть начал – кажущиеся реальности могут себя лишь показывать! Но не без предчувствия перемен в себе юный эльф молча наблюдал (и его бронзовый клинок, отстраненный, наблюдал вместе с ним) как острие клинка Эктиарна замерло прямо перед его глазами.

– Смотри! – крикнула эльфу (пытаясь хоть в крике себя заключить и определить) угроза.

Лиэслиа молча кивнул. Его взгляд сам собой побежал по кажущемуся лезвию. Вся суть бегущего взгляда ощущала, что он бежит по Холодному Железу. Но никакого Холодного Железа не было, была ускользнувшая в никуда честная сталь, уступившая свое место пустой угрозе. И вот взгляд добежал до рукояти клинка и до сжимавшей ее ладони (никаких перчаток, честная эльфийская плоть) Эктиарна, и тогда Лиэслиа увидел, как сгорает в ядовитом огне пустоты бессмертная плоть эльфа.

– Нет никакого Холодного Железа. Нет никаких фетишей. Нет никаких табу.

– Да. – согласился с пустотой юный эльф. Глядя, как сгорает в ядовитом огне бессмертная плоть.

Здесь можно было бы сказать, что и после сожжения бессмертие обязательно восстанавливается, ибо обязано восстанавливаться. Что о восстановлении бессмертия есть множество свидетельств (оставленных все теми же Леонардо или Роденом), да и для обладания такой вещью (ибо не более, нежели вещь), как бессмертие, вовсе не обязательно быть Творцом или творением Творца; что для этого достаточно просто быть – здесь многое можно было бы сказать! Помянув, предположим, историю Жанны из Домреми (конечно же, после аутодафе, на котором ни Лиэслиа. Ни Эктиарну присутствовать не довелось – не было в том нужды!). Но это упоминание ничуть не приблизит к пониманию, зачем эльфам люди. Необходимо стать эльфом, а потом перестать им быть.

Сущность магии эльфов в том, что никакой магии нет: представьте голоса фуги, то есть хорового произведения, в котором голоса один за другим звучат слышнее остальных, и получается некая волна, как бы состоящая из одного голоса над голосами, причем этот голос над голосами и есть эль – и возникает совершенно человеческий вопрос! Что первично, сам эльф или прочие небывалые люди (все еще люди), из которых он составлен и (одновременно) именно он и составляет их всех? Смысл этого вопроса и повелевание им (безо всякого повелевания) и есть эльфийская магия, в которой нет никакой магии.