Владимир Опёнок - Крах эпохи Манкурта

Бескрайнее поле, что совсем недавно кутал белоснежный покров, озарили робкие лучи восходившего из-за горизонта солнца. Весенняя земля, не успевая прогреться, хлюпала и чавкала под ногами. В ней по щиколотку вязли сапоги да конские копыта. Они месили её, будто глиняное тесто. Солнечные блики, отражаясь от шлемов, скользили по поверхности щитов, приникая, они липли к кольчугам, местами залитым кровью, раскрашивая доспехи всеми цветами радуги. То и дело мелькавшие в руках витязей мечи яркими вспышками озаряли исколотое, изрубленное месиво. Месиво, когда наступило время беспощадной жатвы, что снопами валила трупы под ноги лошадей, так и норовивших выбраться из человечьей свалки. Туда, где солнечные блики озаряли мирные не тронутые войной поля.

Схватившиеся на поле битвы воины, сражались не на жизнь, а на смерть! Их ненависть горящими взорами прожигала доспехи, круша всё, что попадалось на пути. Людей, коней, повозки. Опьянев от боя, ратники наносили удары, пока, истёкшие кровью не падали замертво. Затрудняя и без того непростое передвижение боевых колонн, делая их менее манёвренными. Потому как несмотря на раннее утро, поле брани усеяло множество тел, оглашавших стонами этот сотканный из живых мертвецов ковёр.

На небольшой возвышенности, располагавшейся справа, стоял видавший виды местами залатанный шатёр. Рядом с ним, верхом на коне восседал всадник. То был могучий воин, чья ладно скроенная фигура таила огромную силу, угадывавшуюся под наброшенным плащом. Его окладистую бороду окрашивала седина, подчёркивая степенность прожитых лет. Выбившиеся из-под шлема волосы курчавились. Синие глаза воеводы изучали обстановку, а войско, которым командовал, стройными рядами теснило супостата.

Впрочем, да разве это супостат? Взбунтовавшееся племя, что вышло из подчинения, поддавшись на уговоры молодого, незрелого вождя, кто решил всё переиначить и навлёк на сородичей гнев, вылившийся в беспощадную сечу. Поскольку с незапамятных времён племя находилось под защитой Империи, чья политика не допускала бесчинств воинственных кочевников. Бесчисленных племён, малых размером, но свирепых и кровожадных. Оттого не раз с ними сталкиваясь, боевые дружины, истребляли всех, кто рискнул обидеть исправно платящих дань. В назидание врагу всё его мужское население выкорчёвывалось с мясом. Оставались только женщины, старики да малолетние дети, что распределялись по соседям, дабы не умерли с голоду. Порой преследование кочевников длилось неделями, но, настигнув и обезглавив противника, войско возвращалось в пределы государства. Эти пределы простирались так широко, что над ними никогда не заходило солнце…

Однако молодого вождя не прельщала такая участь. Вскормленный в юрте своего дяди, юноша усвоил разговоры о том, что когда-то их предки были вольными кочевниками. Да и рассказы о смельчаках-разбойниках, делали своё дело. Правда, те убивали мирных жителей, угоняли скот и воровали женщин да детей. Для последующей продажи в рабство. Но каждый понимает доблесть по-своему. Вот и наводил воевода порядок железной рукой, ибо кто с мечом к нам придёт – от меча и погибнет!

Видя, как войско справляется с бунтовщиками ряды которых редеют, он дал команду окончательно сломить разрозненные очаги сопротивления. Для этого вмиг задействовали четыре резервные кавалерийские сотни. Они горяча коней, ждали отмашки ринуться в бой! И вот раздался призыв боевых труб, и всё было кончено. Неопытные в военном деле пастухи, основным занятием которых пасти скот, увидав, как их окружила несущаяся со всех сторон лава, побросали оружие! Их опрометчивый вождь, понимая, что прощения не будет, покинул поля боя. Он ещё не знал, какая участь его ждёт. Потому, забегая вперёд, следует сказать, что нукеры сопровождения спустя пары дней мытарств, сговорились промеж собой и повязали бывшего повелителя. После чего доставили к ближайшему кордону, расположенному ближе к северному предгорью, где они укрывались от погони. Передав его в руки дежурного сотника, покорно приняли участь военнопленных.

Тем временем на поле боя воцарилось затишье. Много бунтовщиков полегло. Войско же не понесло значительного урона. Оставшихся в живых согнали к подножию холма и выпороли плетьми. После чего отпустили эту сломленную духом, израненную рать, но, без оружия и лошадей. Снабдив питьевой водой, им запретили под страхом смерти находиться на территории государства, что считалось равносильно смерти.

Услышав столь горький приговор, многие стали молить о прощении, потому как покинуть пределы державы не сулило ничего хорошего. Но за всё приходится платить. Назвавшись воином, принимай участь, как д о лжно! Вот и отогнали поверженных кочевников в степь, после чего войско двинулось к стойбищу бунтовщиков. Решать судьбу стариков, женщин и детей, так как они, потеряв значительную часть мужского населения, не смогут прокормиться. Вот и нужно определить их под защиту соседнего племени, где вождь не роптал, а благодарно принимал покровительство могучего соседа.

Весть о кровавой бойне мигом разнеслась по территории Империи! Давненько не было случая, когда смиренные данники, облагодетельствованные милостью и защитой, решили отплатить неблагодарностью. Но отныне урок запомнится. Ведь многочисленное племя, что взбаламутил глупый вождь, потеряв в бессмысленной битве мужчин, растворилось в соседях. Кочевых племенах, старейшины которых воздерживались от опрометчивых поступков. Оттого и пополнило некогда процветающее племя своими стадами скудные рода соседей.

Завершив начатое, воевода дал команду готовиться к возвращению. Держать ответ пред теми, кому д о лжно предъявлять спрос и после недолгих сборов войско скорым шагом двинулось к родным очагам. Предвкушение встречи с родными перемешивалось с грустью по погибшим товарищам. Их души, став ангелами, сопровождали ратников в походе.

Империя

Давным-давно из седой древности повелось, что на всякой территории называемой государство полагается быть месту, откуда вершится сакральная власть. Именно такой властью назначался Правитель огромной империи, которой некогда подчинялось всё. А посему упомянутые, пред кем воеводе предстояло ответствовать, относились к редкому типу людей, которые знали, для чего делать одно и воздерживаться от другого. Хранили они обычаи и традиции, без которых общность, именуемая нацией, превращается в Иванов, не помнящих родства. Или манкуртов, потерявших память и выброшенных на свалку истории посредством талантливо написанной сказки.

Вот и вернувшееся из похода войско, согласно обычаю, расположилось неподалёку от высокого холма в самом в сердце столицы. На том холме возвышалось величественное сооружение, защищённое внушительных размеров стеной и окружённое рвом, заполненным водой. Спешившись в лагере, разбитом воинами на берегу Золотой речки, воевода робко направился к висячему мосту. Он осторожно преодолел поскрипывающее сооружение и зачем-то ссутулился, подойдя к массивным, обитым кованым железом, воротам. Там седовласый витязь снял головной убор и стал терпеливо ждать, когда отворится калитка, и его силуэт поглотит неизвестность.