Ахмад Амиров - И все они жили в России

– Конечно. Здесь уже двадцать пять лет никто не живёт. Надеюсь, что электричество не отключили после смерти тёть Люси.

Катя щёлкнула выключателем. Маленькую прихожую подсветила маленькая люстра.

– Мам, лампочка дому ровесница, что ли? Об энергосберегающих тут не слышали? Да, деревня, – девушка закатила глаза и слегка покачала головой. – Что мы сюда приехали-то? Продай его хоть за сто тыщ и забудь. Зачем нам эта халупа?

– Я тебе всю дорогу объясняла, что это часть моего детства, часть меня. Как можно продать воспоминания?

– Ну, ты говорила, что дом старый, но не такой же. Думала, что как бабы Лиды в Гуляевке, кирпичный. Тут хоть туалет есть? Я воды нахлебалась в дороге, сил терпеть уже нет.

– Конечно, есть. Пойдём, – Катя взялась за цветную стеклянную ручку и толкнула дермантиновую дверь вовнутрь. Та открылась до упора и знакомого стука. Комод, что стоял в коридоре, служил стопором.

Дед всегда ворчал, когда слышал этот звук. Требовал порядка и приложения детской силы не в дверь, а в ум. Бабушка же шептала под нос: «Нет бы тряпку какую прибить, ходит всех воспитывает». Громко не произносила, иначе в ответ услышала бы, что очередные порванные на рыбалке штаны не заштопала.

Половицы похрустывали, отдаваясь гулким эхом в подполе. Катя шла, опираясь на стену. То ли от волнения, то ли от дальней дороги её слегка пошатывало. Долгие десять шагов маленькой девочки превратились в три взрослой Екатерины.

Белая дверь с зарубками на наличнике и подтёками от неумелых детских рук, желающих помочь бабушке, скрывала деревенский комфорт класса люкс. Дед своими руками выложил стены и пол. Плитку собирал в ближайшем городке. Пригодились даже кусочки, отколотые при транспортировке. Получился пёстрый «ковёр». По мнению автора, даже лучше, чем в Версале.

Кристина отодвинула мать от входа и шмыгнула вовнутрь.

– Крис, там только воды нет. Принеси тогда из машины, если что-то осталось. Если нет, посмотрим, может колодец не развалился. Ведро бы только найти.

Катя прошла дальше. В зале у трюмо всё также стояло красное бабушкино кресло с деревянными лакированными подлокотниками. Дед подарил на юбилей, купив у местного алкаша за бесценок. Обменял отрез красного бархата у Зинки, местной модницы и любительницы щегольнуть не только фигурой и нарядами, но и связями «в верхах» – местным директором лакокрасочного завода. Что конкретно стояло на кону за столь драгоценный лот, Катя так и не узнала. Но хорошо помнила, как Буся медленно сползла от восторга по стенке на пол, увидев, что муж затащил «трон для королевы» в дом.

Никому не разрешалась садиться в него, кроме хозяйки. Лишь изредка, когда никого поблизости рядом не было, внучка примеряла «наследство», воображала себя принцессой, ждущей спасителя в замке на берегу Волги. Почему этой реки, а не Оки, которая текла рядом, объяснялось просто. Раз отец мечтал о машине именно с таким названием, значит это стоило того, чтобы поселиться в детских грёзах.

На потёртом гобеленовом диване по-прежнему виднелся провал. Её организовала Катя, когда прыгала от радости, что поедет на море и прогуляет первую неделю сентября в третьем классе. Как ей удалось сломать поперечину внутри, так и останется тайной. Сколько бы дел не чинил последствия повышенной пружинистости внучки, яма таинственным образом возвращалась на место пару раз за лето.

В какой-то момент Катя стала догадываться, что провальная аномалия появлялась не без помощи бабушкиной твёрдой руки. Пока дед разбирал, а потом сколачивал диван обратно, не ходил с мужиками на рыбалку. Хотя, за мелких карасей, обжаренных до хрустящей корочки, она могла прополоть пару грядок лука. Но раз Буся так делала, значит, с целью. А без цели нельзя ничего получить. Катя это быстро усвоила после того, как дед разрешил погладить кроликов только после сбора пятилитрового ведёрка красной смородины для компота на зиму. Сейчас, конечно, она понимала, что бабушка так занимала деда, чтобы не пил с друзьями.

– Мам, а тебе не кажется, что здесь слишком чисто? Столько лет дом без присмотра стоял, а унитаз даже почти чистый. И рядом в ведре вода, – неожиданная наблюдательность дочери заставила Катю окинуть взглядом комнату.

Окна не блестели чистотой, но не походили на забытых брошенок. Пыль прикрывала поверхности лёгким покрывалом, а не тяжёлым одеялом. На столе лежали свежие квитанции. Оплаченные. Катя внимательно их просмотрела. Всё вовремя, без долгов несмотря на то, что со смерти Люси прошёл почти год. Дела не пускали её доехать и разобраться с платежами.

– Если не тёть Люся, то только Светка, дочь её, могла приходить и оплачивать. Хотя, денег не присылала, не просила. И зачем прибирать дом, в котором никто же живёт? – вопрос повис в воздухе.

– Мам, смотри, а тут фотки прикольные. Что ж за манера была фиксировать всех одинаково? Я почти такие же у Миланкиной матери видела, когда она ремонт делала, а мы помогали кладовку разбирать. Кубики, машинка… Все студии одинаковые, что ли были? – Кристина перебирала карточки, лежащие на трюмо. – Это ты, похоже.

С фотографии смотрела маленькая Катя, в вязанном крючком белом платье. Испуганные заплаканные глаза – не самый лучший момент для съёмок.

– Тут мне четыре, но хорошо помню, что отобрали любимого мишку. Фотографу он не понравился, а мама почему-то не настояла, чтобы вернул. Вот и получилась плакса. Платье бабушка связала, родители хотели её порадовать.

– Ой, а это тоже ты? А парень рядом – это кто? Поклонник? Или как вы там говорили? Ухажёр? – Кристина вглядывалась в очередное фото.

– Всё, хватит, – Катя выхватила фото, засунула в середину стопки и провела пальцем по зеркалу.

– Мам, может тут кто-то живёт? Не прям совсем, но приходит погостить. Странно, конечно, говорить про этот дом так. Но что-то здесь происходит.

– Да я сама не понимаю. Кроме меня он никому и не нужен. При разводе со Славой не делили, это наследство. Нет больше родственников прямых. Ира только, троюродная сестра, но вряд ли она будет ездить из Владивостока сюда, чтобы счета оплачивать и дом мыть. И не похоже, что бомжи какие-то поселились. Здесь всё осталось как и было после смерти деда, – она перебрала в памяти родню и вглядывалась в мелочи. Даже кружка деда стояла на любимом месте – подоконнике.

Катя повернулась и забежала в спальню. Осмотрелась, распахнула дверцы шкафа и выдохнула:

– Здесь тоже чисто. Вещи только бабушкины и дедовых немного. Никто здесь не живёт. Чу-де-са!

– Да, тайна века. Кому понадобилось следить за этой рухлядью? Да ещё в такой дыре. Тут хоть магазин-то есть нормальный? Я есть хочу, – Кристине достались материнские гены. Худощавое тело с миниатюрным кукольным лицом делало её максимум двенадцатилеткой.