Алиса Гордеева - До первого снега

Неужели старик не понимает насколько его одежда заношенная и несвежая, пропахшая машинным маслом и дымом? Неужели он думает, что я настолько потеряла себя, чтобы надеть подобное, пусть даже на время?

– Знаешь, Рита… – Анхель бросает отвергнутую куртку на стул, а сам с укором смотрит на меня. – Если ты не изменишь своего отношения к жизни, Тревелин сломает тебя.

– Тревелин, Тревелин! Я только и слышу от вас это дурацкое слово! Я уже его ненавижу! Довольны?!

– Твоя ненависть – твоё право! – пожимает плечами старик и уходит делать заказ.

Склизкий омлет, пересушенные гренки и горячий «американо» без сахара – это всё, что полагается мне на завтрак. Создаётся щущение, что Анхель просто издевается надо мной. Ковыряюсь вилкой в тарелке, пока он деловито засовывает это подобие еды себе в рот.

– Так! – обтирая руки о штанины, заключает он. – Времени уговаривать омлет превратиться в фуа-гра у нас нет! Не хочешь есть – не надо! – И, не дожидаясь ответа, встаёт и бодро возвращается к пикапу, бросив на ходу:

– Выезжаем через десять минут!

Хочется взбунтоваться! Топнуть ногой! Устроить истерику! Чтобы дед понял, что со мной так нельзя! Вот только чувствую, что с ним этот номер не пройдёт.

Делаю большой глоток «американо» и, сморщившись от его сковывающей весь рот горечи, выхожу на улицу.

Всё тепло, что я успела скопить за завтраком, моментально испаряется, заменяясь собачьим холодом, пронизывающим до костей. Сколько сейчас на улице, не знаю, но мелкие лужи на неровном асфальте покрыты тонким слоем хрустального льда, а пожухлая прошлогодняя трава на незамысловатых газонах – изморозью.

Кожа тут же покрывается мурашками. Смотрю вниз, на свои расшитые жемчужинами сандалии, и поджимаю голые пальцы, которые так безжалостно сводит от холода. Анхель прав: мне нужно переодеться. Но вот незадача: самое тёплое, что есть в моём чемодане – это пара толстовок, джинсы и тряпичные кеды.

– По пути будут магазины? – нагоняю Анхеля у пикапа. – Я бы хотела немного обновить гардероб!

– А я бы хотел поскорее вернуться домой. Понимаю, в твоей голове гуляет ветер. А у меня полный двор скота не кормлен! Как ты думаешь, овцы скажут мне спасибо за пару твоих новых шмоток?

Анхель с размаху опускает мой чемодан на асфальт и без зазрения совести открывает его.

– При чём тут овцы? – Подхожу ближе, вспоминая, где именно лежат джинсы и кеды, но Анхель, не дожидаясь меня, начинает копаться в чемодане сам – нагло, бессовестно, с издевательской ухмылкой на губах!

– Это что? – недоуменно спрашивает он, вытащив мой любимый сарафан от «Фэнди», купленный летом в Барселоне. – Ты куда приехала, девочка?

Его насмешливый взгляд выводит меня из себя! Я и так на грани! Но старик словно не понимает…

– Отец ничего не говорил мне ни про какой Тревелин – это раз! Речь шла о Буэнос-Айресе! А во-вторых, если бы я знала, что мне придётся тащиться с вами… —Я окидываю Анхеля презрительным взглядом. – Через всю страну по морозу на дребезжащей развалюхе на вонючую ферму, то ни за что не села бы в этот чёртов самолёт! Ни за что! Ясно вам?!

– Предельно, – кивает дед. – Какой отец, такая и дочь! Ничего удивительного!

Вздохнув, старик отступает от чемодана и идёт к водительскому месту, равнодушно бросая на ходу:

– Чемодан обратно сама закинешь, не маленькая! Туалет, чтобы переодеться, – с торца закусочной. И шевелись, Рита: помимо овец у меня ещё и свиньи голодные!

До пункта назначения мы добираемся глубокой ночью, минуя последние километры пути в кромешной тьме, раздираемой лишь мерцающим светом фар пикапа. Ни одного встречного автомобиля. Никаких намёков на цивилизацию.

– Тревелин, – объявляет Анхель, стоит нам проехать мимо небольшого покосившегося указателя.

Всматриваюсь в темноту, но кроме серых убогих домишек не более двух этажей в высоту ничего толком не могу различить. Узкие извилистые дорожки через раз подсвечиваются тусклыми фонарями и больше пугают, чем вызывают интерес.

«Самая настоящая дыра!» – проносится ураганом в голове.

Мне трудно поверить, что здесь живут люди, что здесь вообще можно жить! После современного мегаполиса с вылизанными тротуарами и изысканными постройками Тревелин напоминает мне загон для свиней, и никак не лучше.

– Не делай поспешных выводов, – устало бормочет дед, видимо, заметив, как я вся сжалась от отвращения и ужаса.

Это его вторая фраза, обращённая ко мне после того, как он бросил меня одну разбираться с чемоданом. Ни Анхель, ни я больше не проронили ни слова за целый день.

– Никаких выводов! – огрызаюсь в ответ. – Всё, что мне нужно, это телефон! Вот увидите, завтра же отец заберёт меня из этого захолустья!

– Скажу ему спасибо! – ухмыляется старик, неспешно выруливая по пустым улицам забытого богом города. – Только знаешь, Рита, пускай он найдёт другого дурака, готового сутками катать тебя через всю страну. Или можешь воспользоваться услугами междугородного автобуса.

Старик не скрывает довольного смеха, ясно давая понять, в каких условиях мне придётся возвращаться. И пока я придумываю колкий ответ, резко тормозит у покосившегося забора, обтянутого рабицей.

– Смотри внимательно, Рита, это школа, – кивает немного в сторону.

– Угу, – бормочу себе под нос, пытаясь разглядеть невысокое, будто размазанное по земле здание, больше напоминающее заброшенный производственный цех, нежели обычную школу. В глаза бросается неухоженность территории вокруг и уродские граффити, что беспорядочно раскиданы по стенам. Слава Богу, к началу учебного года я уже вернусь в Испанию. В том, что отец меня здесь не бросит, узнав, в каких условиях я оказалась, сомнений нет.

– Завтра можешь, конечно, выспаться с дороги, – ворчит Анхель, зевая во весь рот. – Но в четверг приступишь к занятиям. Нечего прохлаждаться! Дорогу постарайся запомнить: возить тебя на учёбу мне некогда.

– На дворе август – какая школа? – язвительно подмечаю я. Старик явно отстал от жизни, а может, от усталости всё перепутал.

– Учебный год в самом разгаре, – в очередной раз уверенно обрывает мои надежды Анхель, а затем резво отъезжает с обочины. – Впереди четыре месяца учёбы, а потом каникулы. Это Аргентина, Рита! У нас свои законы.

И если перспектива приступить к школьным занятиям немного раньше времени не особо радует, то сама школа вселяет животный ужас. Бросив прощальный взгляд на угрюмое здание, скрещиваю на груди руки с твёрдым намерением сделать всё возможное, чтобы завтра же вернуться домой.

– Зря воротишь нос, – насмешливо добавляет старик. – Можешь, конечно, и не учиться, дело твоё. Тогда с утра до вечера со мной на ферме будешь работать, мне как раз рук не хватает.