Алиса Гордеева - До первого снега

– Вы в своём уме?! Я – на ферме?! – Непроходимость Анхеля просто выводит меня из себя. – Если отец узнает…

– Плевать я на него хотел, ясно?! В моём доме свой кусок хлеба никто не ест даром: либо учёба, либо работа! Выбирай сама.

Разворачиваюсь к деду и сверлю его взглядом: да как он смеет разговаривать со мной в таком тоне?!

– Я и крошки с вашего стола не возьму! – цежу сквозь зубы. – Или вы думаете, что я нищенка? Полагаете, раз отец в беду попал, то со мной можно вот так, как с никчёмной вещью? Завтра же отдам вам всё до последнего цента. Не нужны мне ваши подачки!

– Приехали! – Не обращая на меня внимания, Анхель резко бьёт по тормозам. Меня, как тряпичную куклу, отбрасывает вперёд. Ремень до боли впивается в кожу, прорывая очередную плотину со слезами.

– Не всё в этом мире измеряется деньгами, девочка! Выходи!

Шумно вздохнув, старик достаёт ключ из замка зажигания и, что-то напевая, выходит на улицу. Утираю слёзы, бросаю на заднее сиденье плед и выпрыгиваю следом, но тут же ощущаю, как ноги утопают в чём-то холодном и вязком, моментально промокая насквозь.

– Чёрт! – ору навзрыд, уставшая от поганых сюрпризов судьбы. Смотрю вниз и через мутную пелену слёз замечаю, как жидкая грязь равнодушно поедает белоснежную ткань моих дорогущих тряпичных кед, которые я наспех успела натянуть утром вместо сандалий.

– Под ноги смотри, Рита! – ухмыляется Анхель и достаёт мой чемодан, плюхая его колёсиками в очередную жижу.

– Почему здесь такая грязь? – отчаянно смахиваю слёзы, поочерёдно вытаскивая и отряхивая ноги. Я уже ничему не удивляюсь: вымотана, выжата и эмоционально, и физически.

– Зима, дожди, – вздыхает Анхель. – Обычное явление!

Хочется кричать, что ни черта не обычное, что во всем мире давно придумали асфальтировать зону паркинга или выкладывать плиткой. Грязь – это не норма. Но я так устала, что молча прощаюсь с обувью и бреду за дедом в сторону дома, весьма большого для одного человека, широко раскинувшегося на небольшом пригорке чуть поодаль от нас.

В темноте не удаётся рассмотреть строение как следует, но готова дать руку на отсечение: дом такой же убогий, как и всё в этом замызганном городишке.

– Марта освободила для тебя комнату на первом этаже, – почти шёпотом говорит дед, стоит нам пересечь порог дома. – Грязную обувь тут снимай, нечего пол топтать.

– Марта? Ваша жена? – стараюсь не запачкаться и аккуратно стягиваю кеды, краем глаза осматривая обстановку.

Вроде, чисто, но захламлено. Совершенно безвкусно и бедно, но в то же время по-домашнему уютно. Такие дома я видела разве что в старых фильмах, которые показывали нам на уроках истории. И чем дольше я смотрю по сторонам, тем больше ловлю себя на мысли, что время в этом месте остановилось ещё лет тридцать назад.

– Ты потерянный человек, Рита, – тянет с укором Анхель, бросая на меня недовольный взгляд. – Грех не знать свои корни. Твоя бабушка умерла уже очень давно.

– Я только вчера узнала, что у меня есть дед! Ни к чему смотреть на меня волком, – пытаюсь оправдаться, а потом вспыхиваю: – Анхель, а когда вы сами-то узнали, что у вас есть внучка? Небось, тоже вчера? Но заметьте: я вам это в укор не ставлю! Так что…

– За мной иди! – перебивает старик. – Только тихо! Все спят!

– Кто «все»? – Плетусь за ним, осторожно ступая на предательски скрипучие половицы.

– Тео, Мика, Марта, Рон, – монотонно перечисляет Анхель, словно эти имена мне о чём-то говорят.

– Вы обещали мне звонок отцу, как приедем. – Родня деда меня интересует гораздо меньше, чем собственная судьба.

– Утром, Рита! – отмахивается старик, продолжая по узкому коридору вести за собой.

– В Мадриде уже утро!

– А здесь ночь, Рита! – резко остановившись, напоминает Анхель, а затем осторожно открывает дверь в одну из комнат. – Жить будешь здесь. Спокойной ночи!

Старик закатывает внутрь чемодан, а потом просто уходит, оставляя меня одну перед раскрытой дверью.

Нащупываю выключатель и получаю новую порцию разочарования: крохотная комнатка с маленьким окном, покосившимся шкафом и односпальной кроватью, напоминающей походную раскладушку, больше похожа на собачью конуру, нежели на спальню. Тихо скулю и босиком захожу внутрь.

«Хотя бы тепло», – проскальзывает глупая мысль в попытках отыскать что-то позитивное.

«Это только на одну ночь», – поддакивает внутренний голос.

Прямо в толстовке и джинсах забираюсь на кровать и, подогнув колени к груди, засыпаю.

Под оклики деда пулей вылетаю из дома и, не разбирая дороги, бегу прочь.

В груди всё сковало от немыслимой несправедливости. Я не верю! Не хочу верить словам отца, которые тот так спокойно обрушил на мою голову:

«Нет, ты не можешь вернуться…»

«Не сейчас, Рита…»

«Всё очень сложно, пойми…»

Под ногами хлюпает грязь. Студёный сырой воздух обжигает лёгкие. По тонкой тропинке продолжаю бежать прочь, проклиная весь мир.

« Тревелин – отличное место, дочка…»

Да, папочка! Просто волшебное! Оглядываюсь, но кроме колючих кустов с остатками прошлогодней листвы, ничего не вижу. Я даже не в чёртовом Тревелине – дом деда на самой окраине.

« Ты уже видела горы? А к реке спускалась?»

Неужели папа совершенно меня не знает? Разве не понимает, что я – городская девочка, привыкшая к комфорту и хорошей жизни. Мне чужды походные условия и романтика сельского бытия. Отец точно издевается, полагая, что горы и реки смогут заменить мне нормальную школу, весёлый шопинг и вкусный «латте» в любимой кофейне.

« Милая, не плачь, вот увидишь, тебе понравится это место».

И снова бегу. Не замечаю холода. Не вижу ничего вокруг. Что тут можно полюбить? Грязь? Нищету? Противную погоду? Или. Может, равнодушного грубияна-деда?

Слёзы душат. Ноги безбожно скользят, но я всё равно бегу, пока в какой-то момент не начинаю задыхаться от нехватки кислорода.

«Я люблю тебя, Рита…»

«Поверь, так надо, дочка… »

Ни одного «прости», ни намёка на «сожалею». Но окончательно отец сумел разрушить веру в себя одной-единственной фразой:

« С днём рождения, родная! Оторвись там как следует!»

Сгибаюсь пополам и тихо стону. Бросить меня в жалком захолустье на произвол судьбы – лучший подарок к семнадцатилетию.

Не знаю, как долго длится моё безумие, но рада, что рядом нет ни души. Мне не нужна жалость окружающих, мне вообще больше никто не нужен!

Постепенно прихожу в себя и медленно бреду всё дальше по утоптанной дорожке, со всех сторон окружённой голыми ветками кустарников.

Шаг-другой, и я спускаюсь к каменистому берегу небольшой реки, на удивление, спокойной и живописной. Подхожу ближе к воде, отмечая, что она кристально чистая и прозрачная и в лучах утреннего солнца кажется нежного голубого цвета со слегка бирюзовым оттенком. У самого берега переливающимися кристаллами поблёскивают мелкие льдинки. Ступаю по ним, безжалостно разрушая старания морозной ночи, и. как маленькая, наслаждаюсь забавным хрустом. А затем замираю.