Виктория Черножукова - Частные случаи ненависти и любви

В субботу, 28 июня, с самого утра во всем городе перекрыли движение. На улицах попадались случайные прохожие, но в основном рижане старались не высовываться, сидели по домам. То и дело раздавались выстрелы, пулеметные очереди. После обеда по радиоточкам неожиданно передали приказ всем явиться на рабочие места. Конечно, Мелдерис никуда не пошел. Только глупец мог откликнуться на приказ агонизирующей власти, а он глупцом не был.

Миновал еще день. Вечером 29-го прогремели взрывы, такие мощные, что их можно было принять за землетрясение: на воздух взлетели склад боеприпасов в Межапарке и бензина в Милгрависе; ближе к ночи были подорваны все мосты через Даугаву. После этого фейерверка, утром в понедельник, советские войска ушли окончательно, сдав правобережную часть города. Рига освободилась от власти красных.

Самое удивительное, что в эту первую неделю войны городские телефоны работали без перебоев: можно было звонить даже через линию фронта. Мелдерис связался с Вилисом, старым приятелем, который жил в Пардаугаве. Рассказу Вилиса он доверял больше, чем радиосводкам.

– Ходил смотреть поле боя. Да, вот только вернулся… Пробирался по Виенибас-гатве, мимо Баускас и кладбища Мартиня – до набережной. Прошел мимо взорванных мостов, понтонного и железнодорожного, до Валгума. У понтонного моста видел, как на правом берегу немцы тащили пушку. Со стороны железки. Несколько раз пальнули через Даугаву в сторону Ильгюциемса и аэродрома Спилве. Там еще оставались красноармейцы… Обратно шел на площадь Узварас мимо товарной станции Торнякалнса. Повсюду трупы русских, мертвые лошади, разбитые машины, повозки. Оружие брошено… Можно было целый арсенал набрать, но решил не рисковать. Убитых немцев не видел. Посредине Баускас вкопана немецкая пушка – направлена через Виенибас-гатве на кладбище Мартиня. Там русские собирали убитых…

В последний день июня части 26-го корпуса вермахта форсировали Даугаву в районе Катлакална, и уже первого июля немцы вошли в Ригу. Герберт увидел, как из домов напротив выбегают люди – смеются, обнимаются. На некоторых зданиях появились трехполосные красно-белые флаги. Мелдерис ликовал! Его мечта стала реальностью. Весь последний год он надеялся, что над Ригой опять взовьется знамя Латвийской Республики – знамя, которому он присягал!

Люди кидали шапки, кричали «Lai dzīvo! [5] Да здравствует! (латыш.) ». Вдали показался военный отряд. Немцы! Освободители! Мелдериса охватило радостное возбуждение. Он был больше не в силах оставаться дома и выбежал на улицу. Солдаты приблизились, и стали заметны цветы, вставленные в петлицы. Они шагали, потомки нибелунгов, уверенно, твердо, гордо и неумолимо. Им кричали «Ура!», махали руками. И куда подевались те, кто еще недавно в тревоге внимал громкоговорителям? Эвакуировались? Затаились?

Мелдерис радовался вместе со всеми. Он чувствовал себя пьяным от свободы, от счастья. Теперь наконец его жизнь наладится! Теперь ему не нужно бежать в чужую страну, скитаться в поисках новой родины. Он остается! Он снова сможет ходить с высоко поднятой головой, не прятать взгляда, не страшиться случайных встреч и откровенных разговоров. Конечно, война не окончена. Для того чтобы колосс СССР пал, нужно время. Время и силы. И он, летчик Мелдерис, все свои силы отдаст великой Германии! Да, в люфтваффе служат настоящие асы, но и он ведь не простой пилот.

Герберт не сомневался, что его услуги понадобятся. Не следовало поддаваться эйфории – нужно было составить четкий план действий на ближайшие дни. Во-первых, пока Ригу окончательно не очистят от красной заразы, необходимо по-прежнему сохранять максимальную осторожность: в уличных боях трудно разобрать, где чужие, где свои, а от немецкой пули хотелось умереть еще меньше, чем от советской. Во-вторых, как только в городе установится порядок, нужно отправиться в ближайшую комендатуру. Мелдерис полагал, что достаточно будет просто назвать себя. Его имя, которое еще недавно не сходило со страниц европейских газет, сможет обеспечить ему место в ВВС Германии.

Однако усидеть в четырех стенах оказалось трудно. Слишком долго он ждал свободы, чтобы теперь не поддаться ее хмельному зову, а проявить выдержку и благоразумие. Он везде замечал приметы новой, бессоветской жизни. Громкоговоритель во дворе теперь передавал последние новости на латышском, а недалеко от дровяных сараев прямо на земле кучкой бурой бумаги валялись разорванные второпях партбилеты. Казалось, Рига стряхивает с себя прошедшее, как лохмотья, и вот-вот станет прежней гордой красавицей.

Воодушевленный Мелдерис вышел из дома, чтобы вместе со всеми послушать радио.

– Конец садистскому еврейско-большевистскому режиму! Латвия опять свободна! – длинные звуки родного языка радовали его слух не меньше, чем смысл произносимых слов. – Я обращаюсь к каждому латышу, которому дорога Родина! Я призываю всех мужчин, способных носить оружие, собраться у Пороховой башни!..

Эта речь возбудила Герберта, мгновенно отозвалась внутри. Теперь он отсиживаться не хотел. Не раздумывая, даже не дослушав до конца, он отправился в Старый город, туда, где собирались ополченцы. Мелдерис шагал быстро, но замечал, что на улицах неспокойно: кто-то мародерствовал, обчищая продовольственные магазины, из дворов раздавались пьяные выкрики, у стен лежали трупы советских и германских солдат. Он брезгливо поморщился: «Вот какое наследство оставили большевики! Что можно ждать от обывателей, когда сама власть велит грабить награбленное?! За какой-то год сумели развратить людей, сделать их скотами, не знающими закона и порядка», – пронеслось в голове.

Мимо промаршировал немецкий отряд, сопровождаемый военной техникой. Прохожие останавливались, махали руками, шляпами, некоторые бросали цветы. Это успокоило Герберта: «Главное, что советских оккупантов вышвырнули из Риги. А люди… люди снова привыкнут вести себя как должно. При Гитлере беспорядки станут невозможны».

Он отправился к Пороховой башне не напрямую, а сделал солидный крюк – прошелся по Старой Риге. На улицах «Старушки» оказалось тесно. Даже небольшие компании наглухо перекрывали узкие проходы, пробираться приходилось с трудом. Улочки заполняли в основном молодые мужчины. Ораторы с разной степенью воодушевления говорили об одном и том же: «о борьбе плечом к плечу с немецкими друзьями». Мелдерис задержался у одного такого стихийного собрания. Ему понравилась речь выступавшего, эмоционально, но верно.

– Наш внутренний враг еще очень силен, – голос звучал резко и гулко, как набат. – Смотрите, братья, что сделали с нашей страной проклятые коммунисты и евреи… Мы не должны позволить им снова сесть нам на шею! Латвия наконец свободна! Да здравствует наш освободитель Адольф Гитлер!