Виктория Черножукова - Частные случаи ненависти и любви

Мелдерис был согласен с каждым словом: медлить нельзя, свободу надо защищать с оружием в руках. Он двинулся дальше. Старый город выглядел удручающе: бомбы повредили Ратушу, дом Черноголовых, церковь Петра – развалины еще курились дымом. Знаменитый золотой петушок, украшавший шпиль церкви Святого Петра, валялся на земле, черный, обгоревший. Герберт никогда не видел навершие вблизи и почему-то удивился размерам: петушок оказался величиной с лошадь. Во рту скопилась горечь: поверженный символ чем-то напоминал сбитый самолет. Мелдерис снял шляпу и склонил голову. Рядом остановился немолодой мужчина.

– Люди видели, как русские подвозили сюда канистры с горючим, – сказал он, обращаясь то ли к самому себе, то ли к случайному собеседнику. – Говорят, готовили церковь к поджогу…

– Варвары! Они за это заплатят, – ответил Герберт. – А Ригу отстроим. Дайте срок.

Он слегка поклонился незнакомцу, нахлобучил шляпу и двинул прочь.

До Пороховой башни добрался быстро. Вокруг собралось уже порядочно народа, в основном мужчины. Герберт сразу решил выяснить, кто здесь главный, чтобы предложить свои услуги опытного офицера. Одного взгляда на нестройную, рассеянную толпу было достаточно, чтобы понять, что его организаторские и командные навыки будут как нельзя кстати.

Он начал пробираться сквозь людской водоворот, одновременно задавая вопросы:

– Где командир? Кто руководит сбором?

Неожиданно он почувствовал, что его схватили за плечо. Мелдерис обернулся: возможно, здесь оказался какой-нибудь приятель. Он на мгновение замер, вглядываясь в невысокого коренастого человечка с плоским незнакомым лицом.

– Прошу прощения?

В ответ человечек пронзительно завопил:

– Держите его! Это коммунистический шпион!

В первые несколько секунд Мелдерис не мог разобраться, кого имеет ввиду крикун. Предположить, что речь идет о нем, герое Латвийской Республики, было немыслимо. Герберт растерянно оглядывался, пытался что-то невнятно объяснять, даже вырывался, пока его скручивали несколько ретивых добровольцев. Одному из них он сумел смазать кулаком в ухо, и тот подвывал на мостовой, пока остальные орали «Шпион большевиков!» и «Смерть предателю!».

Слово «смерть» вывело Герберта из оцепенения. Он вдохнул побольше воздуха и заревел громче, чем эти доморощенные ловцы шпионов:

– Немедленно отпустите! Я латыш! Я – летчик Мелдерис!

Его никто не слушал. Наоборот, он получил резкий удар под дых, в солнечное сплетение, и на некоторое время потерял способность не только говорить, но и дышать.

– Теперь-то не уйдешь, гадина, – удовлетворенно улыбался коренастый. – Придется отвечать!

Мелдерис пытался сосредоточиться: где он мог видеть этого человека, когда? Но круглое, невыразительное как тарелка лицо не вызывало никаких воспоминаний.

– Ты кто? – просипел летчик.

– Не узнаешь? – злорадно крикнул коротышка. – Смотрите-ка, не узнает! А я вот тебя узнал, будь спокоен! Слушайте! Этот человек полгода тому назад в Москву ездил! Его четыре чекиста возили! Я сперва подумал: забирать пришли. Ан нет! Через неделю вертается как ни в чем не бывало – и снова к себе на Дзирнаву! Предатель! За ним машину присылали! Он не просто какой-то большевичок, он птица важная!

Толпа угрожающе рокотала. Герберт подумал, что его могут сейчас просто разорвать на куски. К счастью, некоторые здесь все-таки сохранили способность мыслить здраво.

– Подождите! А доказательства? С чего решили, что он говорит правду? – крикнул какой-то крепкий белобрысый парень, пробираясь поближе к центру события. – Странно как-то… А ну отвечай, сам-то кто такой?! И откуда знаешь, что этот тип в Москву ездил?

Блондин явно пользовался авторитетом – его пропустили вперед. Кровожадные реплики стали глуше.

– Я – Алдис Калейс, – коротышка сплюнул себе под ноги. – Я дворником служу в их доме на Дзирнаву. Уж я все замечаю, будьте спокойны. Своими глазами видел, как его четверо в форме из квартиры вывели – как бы под конвоем, а назад потом под ручки привезли и под козырек брали. А двоюродная сестра моя – она в Угловом доме, где НКВД был, уборщицей… Так вот! Анда слышала, как распорядились его в Москву доставить. Этого вот типчика. Туда опять же под конвоем, а обратно – так со всеми удобствами. И никто за ним больше не приходил. Не беспокоили, значит, шпиона своего. Завербовали гада в Москве, точно говорю! Могу поклясться! И Анда присягнет, если что.

Герберт совершенно ясно осознал, что жизнь его сейчас закончится. Причем это будет еще нелепее, еще обиднее, чем сгинуть при большевиках «за антисоветскую деятельность» или угодить под случайную немецкую пулю. Его казнят свои же по доносу этого честного дурня-дворника. И кому есть дело до того, что он Мелдерис – знаменитый летчик и национальный герой? Разве коммунисты не могли завербовать летчика и героя?!

– Надо разобраться, – властно отрезал белобрысый. – Отведем его в префектуру. И ты, Алдис Калейс, тоже пойдешь с нами.

Лиза внимательно посмотрела на профессора. Раньше, скорее всего, она бы не заметила перемену в его настроении, но после смерти деда, после того, как она по три раза на дню измеряла Инте давление и капала в хрустальную стопку вонючий валокордин, гадая, вызывать скорую или обойдется, девушка забеспокоилась.

«В этом возрасте все имеет значение! Вдруг у него с сердцем плохо?!» – она растерялась и красноречиво посмотрела на Юру.

Рюмин уловил ее мысленный сигнал.

– Бронислав Давидович, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете? – Юрий непроизвольно привстал, наклонился к старику с явным беспокойством.

– Ой, Юра! Этот ответ уже с такой бородой, что прямо неудобно при девушке: не дождетесь! – Он тихо улыбнулся. – В моем возрасте чувствовать себя хорошо – это даже неприлично. И не смотри на меня так, словно я собираюсь зачитать завещание. Просто вспомнилось, знаете ли… В старости почему-то детские впечатления становятся острее. А имя, которое вы назвали… Я правильно вас расслышал: Мелдерис? Это, пожалуй, самое гадкое для меня имя в жизни.

– Гадкое?!

Лиза опешила. Она ожидала чего угодно, только не такого эпитета. И лицо у профессора, когда он произносил «Мелдерис», так брезгливо сморщилось, будто ему предложили лизнуть жабу.

«Напутал что-то, – подумала она. – Знаменитый летчик, герой Латвии гадким точно не может быть. Только не гадким! Наверное, припомнил какого-то однофамильца».

– Я говорила о Герберте Мелдерисе. Он до Второй мировой войны был известным человеком. Совершил беспосадочный перелет в Америку, сам сконструировал свой самолет… Его даже орденом наградили! Я узнала, что он какое-то время жил в Даугавпилсе. Вы можете что-то рассказать о нем? Об этом Мелдерисе?