Виталий Комаров - НОЧЬ

Юра довольно крякнул.

– За бутылку «конины» ускорить процесс хочешь? Коррупция, однако.

– Ничего не попишешь. Привыкла подкупать людей.

К её удовольствию, рука в синем форменном рукаве захлопнула дверцу шкафа, а сам обладатель руки наконец вплотную подошёл к столу. Согнувшись над журналом, он вытащил авторучку из пластикового стаканчика, где ей составляли компанию два карандаша с ластиками, короткая линейка и непонятно как затесавшийся среди них циркуль. Кнопка нажалась, и стержень исправно выщелкнулся наружу.

Рита мысленно усмехнулась: кое-что работает получше зажигалки.

Тем временем, Юра звучно черканул размашистую ярко-фиолетовую роспись по клетчатой бумаге и бросил ручку на стол. Залихватский жест, о котором, Рита была уверена, он пожалел уже в следующую секунду. Теперь у неё появились основания обвинить его в том, что он чинит беспорядок. Но она не стала этого делать.

– А где… – он завертел головой, выискивая и не находя, и Рита подошла ближе. Она скрипнула второй створкой шкафчика, после чего взяла с самого края жёлтый коробок, слегка стёсанный по краям.

– Держи.

– Пасибочки, – он кивнул, забирая то, что выглядело небольшим презентом, но не являлось, поскольку было дано на время.

– Не могу сказать «на здоровье». Так что пусть будет «пожалуйста».

Спички тихо шелохнулись, озвучивая примерно наполовину заполнявшую коробок пустоту.

– Ну не всем же быть спортсменами. И спортсменками тоже…

– Да какая я спортсменка уже. Так – душа пропащая.

– Не в этих местах о пропащих душах… – он как-то мрачновато хмыкнул, и она хотела спросить, о чём речь, но его дальнейшие действия оборвали ход мыслей.

Юра вытащил спичку и уже отвёл кисть чуть назад, занеся головку над полосой серы как топор над дровиной.

– Не здесь.

– Чего?

– Говорю, на улице закуришь. Спички положи там… где-нибудь…

Рита поняла, что не в состоянии вот так сходу сообразить, где во дворе можно пристроить спичечный коробок. Ни лавочки… ни верстака…

Потом она заметила, что Юра внимательно смотрит на неё. Внимательно – и почти с вызовом. Она попыталась, было, открыть рот…

– Не хочешь, чтоб курил? – Юра прищурился, но совсем слегка. Затем кивнул, как будто всё ж таки рубанул тем самым топором. – Не буду. Вот с этого самого дня. Точнее, ночи.

Он шлёпнул ладонью по крышке стола, а когда поднял руку, там остался лежать коробок. Рядом примостилась одинокая спичка.

Брови Риты растерянно поползли вверх.

– Я…

Но его рука уже исчезала в кармане.

– Вот, – рядом с коробком брякнула о стол зажигалка. – Не смотри, что сломанная. На добрую память.

Рита почувствовала, как сгорел в так ничем и не разожжённом пламени последний предохранитель. И хотя она не была уверена, «горят» предохранители или «перегорают» – знала только, что обычно это происходит не в огне – ей самой было уже «до лампочки». Осталась только злость. Не сильная, но ощутимая. И держать её внутри дальше совершенно не хотелось.

– Ну что? – она вопросительно развела руками. – Ты впечатление хотел произвести? Ну произвёл. Иди, Юр, иди. Тихой тебе смены.

Так просто развернуться и выйти он конечно же не мог. А потому ещё пару секунд смотрел на неё.

– Ну ты даёшь, – его голова качнулась чуть в сторону, и это было нехорошее восхищение. Взгляд соскользнул с Риты, но больше ни на чём не сфокусировался. – Кто ж в таких обстоятельствах «тихой смены» желает?..

А вот после этих слов он уже развернулся и вышел. Дверь захлопнулась. Негромко. Даже тише, чем обычно. К Рите пришло осознание того факта, что она по-прежнему недовольна. Она так и осталась стоять, глядя на дверь. От неё больше ничего и не требовалось. Разве что, опустить шлагбаум, когда машина сдаст задним ходом. Но просто стоять тоже было не по себе, так что Рита машинально взяла с края стола бензиновую зажигалку.

Надо же, как разоружился… чего пачку-то не оставил, хочется спросить. Беспамятство? Или дешёвый фокус? Очень-очень дешёвый…

«Или просто не успел. Надо, вот, было тебе»!

На её лице вновь воцарилось выражение глухой досады. Совсем как после «пробежки» во дворе. Она слышала, как завёлся двигатель, но оборачиваться к окну и мониторам не стала. Вместо этого левая её рука – свободная от зажигалки – потянулась к откидывающейся ветрозащитной крышке. Одним поперечным движением Рита привела устройство в «боевую готовность», и, глядя поверх занятой руки, чиркнула колёсиком. Машина за её спиной и широким прямоугольным окном, судя по звуку, уже выбралась на шоссе. Свет фар, достававших до комнаты, сделался значительно слабее. Он вильнул в сторону и померк, несколькими мгновениями позже звуки с улицы прекратились. Рита едва слышно выдохнула, а затем до неё дошло, что освещение в комнате всё ещё ведёт себя непривычно. Слабый огонёк плясал где-то внизу, на самой границе зрения. Он дрогнул на её выдохе, подрожал и успокоился. Но не исчез. Рита опустила взгляд. Зажигалка работала. Поначалу в это было даже как-то трудно поверить. Может, ей мерещится? Потребовалось лишь захлопнуть крышку с плотным лязгнувшим щелчком, чтобы пришло убеждение в реальности возникшей пред ней картины. Рита тут же открыла зажигалку вновь – всё тем же продолжающимся движением в обратную сторону. Вновь провернула округлую узкую жёсткость, раздражавшую нежную кожу подушечки пальца. Зажигалка сработала, и при незамедлительно последовавшей третьей попытке у Риты уже отсутствовали всякие сомнения, что огонь загорится. Огонь загорелся. Невысокий язычок пламени возник из невидимой искры и едва заметно затрепетал в безветрии комнаты. Голубовато-синий у основания. Жёлтый у самой вершины. Он появился и четвёртый раз, и в пятый, и в ше… Рита захлопнула крышку и больше не открывала. Оставалось только покачать головой и саркастически усмехнуться. Что она и сделала.

Потревоженная наглыми фарами, за окном сгущалась темнота. Она изгибалась вокруг постоянных источников света – лампочек во дворе и нескольких видимых отсюда фонарей на дороге. В остальном оконное стекло будто выкрасили в матовый цвет. Можно было щёлкнуть выключателем, чтобы снаружи стало чуть светлее. Щёлкнуть – чтобы погрузиться во мрак.

Скрипнув дверью видавшего виды холодильника «ЗИЛ», Рита ещё какое-то время бессмысленно пялилась в его полупустое нутро. Заступив на смену, она сразу же сунула внутрь бисквитный рулет в упаковке и теперь полагала, что для него самое время. Её отец всегда говорил, что хранить эти бисквиты можно и при комнатной температуре, а она занимается ерундой, но Рита предпочитала перестраховаться.

Электрический холод почти не ощутился на коже, поскольку кисть погрузилась в него на какие-то секунды. Цельная упаковка хрустнула, сминаясь под длинными пальцами, и Рита вытащила «дополнение к чаю» наружу. Дверца мягко захлопнулась, и ботинки застучали в пол кухни. От угла, в котором стоял холодильник, до длинного – на шесть человек – стола по центру было шага четыре. Стол покрывала такая же длинная скатерть, достававшая почти до самого пола, и сейчас едва ли её получилось бы чем-то заляпать или повредить. Банально потому, что на столе ничего не стояло и не лежало, как бы ни подходили к этому вопросу с точки зрения всё того же русского языка. Поверхность была гладкой и чистой.