Николай Виноградов - Железяка

– В радиограммах, конечно. Не тебе же садиться, если что. На это у тебя я, твой капитан, есть.

Он вообще ни одной радиограммы за всё время не давал в письменном виде – всё устно, хотя обязан давать именно в таком и с подписью. Володя у него как секретарь был.

– Алексаныч, сколько я в прошлом месяце мазута заказывал, не помнишь?

– Не помню. Сейчас сбегаю, посмотрю.

– Не бегай, ладно. Прибавь на этот месяц на пару тонн побольше. Нам они, может, и не нужны, погоды не наладят, а если дадут – хуже не будет, это во-первых. А в-третьих, они там нас не так сильно подозревать будут. А то подумают, что мол, если не просят, значит хватает. А если хватает, значит, не штормуют в Каспии, а отстаиваются где-то и сдают дизельку налево.

– Железная логика! А где пропало во-вторых?

– А во-вторых, они сами там все знают, что на таком количестве мазута, какое они всем судам выделяют, никто не доедет, как ни экономь.

А экономить Вась-Вася умел на всём. Это было его кредо, жизненная позиция. На колпит (коллективное питание) для команды выделяется не густо. Либо живи впроголодь, либо сбрасывайся с зарплаты на жорево. Никто не сбрасывался ни разу и ели всегда от пуза. Никто никогда не считал, сколько колпитовских денег уходит на продукты. Конечно, крупы, картошку, макароны, масло и прочее необходимо покупать – без этого никак. А если пошла осетрина, то мяса уже не жди. Осетрина считается деликатесом, от неё не всякий осмелится морду свою воротить, но и деликатес когда-нибудь, да надоест. Меньше, чем через пару недель, на эту осетрину уже никто смотреть не мог. Поначалу каждый с большим удовольствием, конечно, откушивал пирог с белужьей визигой (спинным мозгом). Никто не ленился сходить на палубу, где по бортам во всю длину железяки висят и вялятся, истекая соком, сказочной вкусноты огромные куски осетрины, севрюги и бестера (помесь белуги с осетром). Нет, не ленился – ходил и отрезал-таки граммов триста севрюжьего балычку под холодненькое пивко. Но потом никто уже запаха осетрины переносить не мог. Начинался ропот команды. Татьяна выкидывала на помойку продукты своего труда со столов – нетронутые кусищи жаренного осетра. В каюте Кэпа слышалась ругань, но на следующий день были уже макароны с тушёнкой по-флотски. Все окончательно понимали, что такое настоящий деликатес. Эта осетрина позволила Кэпу совсем не тратить колпитовских денег, а они немалые, не хилая прибавка к зарплате. Но никто против не был. Все сыты, а как крутится Кэп, чтобы прокормить свой экипаж, никого не волнует.

Володя сразу как-то подружился и легко сошёлся характером с электромехаником Виталиком, молодым мужчиной тридцати восьми лет. Его земляк, тоже жил в Горьком и совсем недалеко, как оказалось. Электромеханик, как и радист, на реке вахты не несёт. Виталик работал уже четвёртую навигацию на этом танкере.

В последнюю ночь рыбалка была ещё круче. Один раз в кукан попалось сразу восемь штук осетров. В мотне кукана были одни хвосты, а огромные морды умудрились каким-то образом впихнуться в размеры ворот кукана. С одного подъёма – шестьсот пятьдесят кило…

«Василич прав, плечо не просто болит, а ноет, взывая о помощи к моему мозгу, как провинившийся матрос к строгому, но справедливому капитану, – ворчал про себя Владимир. – За две ночи я собственными руками убил девяносто два живых существа. Причём, варварски, топором промеж глаз, как учил меня великий наставник Клюз».

Ваня-Клюз по возрасту – ровесник Виталика, может, чуть постарше. Он детдомовец, детство было несладким. Был женат, но жена его бросила за пьянство – платит алименты за сына. Да, пьёт Клюз частенько, есть такой грех за ним. Старается держаться, и здесь ему с этим недугом немного легче бороться. Он осознаёт, что является маленькой шестерёнкой в целом механизме, представляющем собой экипаж железяки, и что без него людям будет трудно выполнять свою работу.

Прозвище это он получил потому, что всегда свои речи заканчивал словами: «Ферфатер в клюзе, и здохен шванс!». Видимо, в школе он учил немецкий. Из этой фразы всем без перевода было понятно только одно слово – клюз, которое и стало родным псевдонимом Ивана.

Однажды, при опускании судна в шлюзах, в открытое окно кают-компании, когда оно находилось на уровне бетонки, спрыгнул какой-то наркоман – воришка. Чиф был на мосту и заметил его. Стали ловить всей толпой. Задраили все двери, чтобы не убежал. Зашхериться ему особенно негде было, и через десять минут он был зажат у двери на корму. Но у этого придурка, видимо, крыша поехала, или шибко обкуренный был. Он, как загнанный зверь, махал ножом и никого к себе не подпускал. За поясом у него был виден японский видеомагнитофон, хозяином которого мог являться только Саня – Секонд. Все ходили к Сане в каюту смотреть Шварценеггера.

Приёмами против ножа никто не владел, а долбануть каким-нибудь багром было жалко, да и последствия могли быть печальными. Тут всех растолкал Клюз и спокойно приказал:

– Так… рассосались все отсюда! Быстро!.. Брось нож, а то руку сломаю…

Ворюга, поняв, что против гориллы нож бесполезен, а пистолета нет, взвыл утробным воем, как дикий зверь перед неизбежной гибелью, и опустил руку с ножом. Тут же, молниеносно, Клюз ладошкой влепил ему такую оплеушину, что тот аж подпрыгнул. Железная дверь на корму открылась, и вор вывалился за порог.

– Ферфатер в клюзе, и здохен шванс!

Клиент ушёл в глубокий нокаут и не мог слышать сакраментальной фразы Клюза. Ваня в своё время служил в морской пехоте, потом остался на сверхсрочку и дослужился до мичмана. Владел приёмами боевого САМБО и рукопашного боя, даже награды имел.

А по природе своей, он – самое добрейшее существо. Руки, хоть и имели вид граблей, но умели делать всё. Или очень многое, не считая основного предназначения по должности боцмана и шкипера. Он просто не мог обходиться без какой-либо работы. Это его золотое качество сразу заметил мудрый Кэп и максимально приблизил Клюза к себе. Назначил шкипером, хотя такой должности в штате нет, как и должности старшего рулевого. Копеечные доплаты, но дело здесь не в деньгах. Авторитет капитана на судне – это очень большое дело. Если нет авторитета, нет и дисциплины.

Вась-Вася авторитет имел, как и большой жизненный опыт. Он, может быть, и не знал, что такое психология личности, но с годами стал хорошим психологом-практиком – кнут и пряник, как при дрессировке. Быть на капитанской вахте считалось достоинством, это значило быть в фаворе, чего не так-то просто заслужить.

Клюза уважали, и он это понимал, старался не обваляться, следил и контролировал каждый свой шаг. Кому безразлично уважение общества, в котором живешь, даже такого маленького, как команда железяки? Но специально он никогда не выпендривался. Втихаря, оказывается, помогал Татьяне на камбузе. Никто его об этом не просил. Лишь однажды увидел, что женщине тяжело и решил помочь. Сначала помои помог вынести раз, другой, мешок картошки подтащить, тушу мяса разрубить. И так постепенно это как-то вошло у него в привычку. Не ради благодарности от Кэпа, тот даже не знал, что Клюз после ночной вахты не сразу ложится спать. Камбуз всегда открыт, мало ли кого приспичит похавать среди ночи. Можно прийти, подогреть то, что осталось от ужина и вдоволь утолить голод. Никто тебя в этом никогда не попрекнёт. Клюз, пока Татьяна ещё не встала, начистит картошки, поставит на плиту бадью с водой, наточит ножи, хлеба нарежет и завернёт в тряпочку. В общем, поможет, чем может. У Татьяны с утра всегда было отличное настроение. Все это замечали, но по мере своей испорченности приписывали эту причину к мужским достоинствам Кэпа.