Елена Сомова - Салажонка. Рассказы, повести, миниатюры, статья о современной поэзии, ирония и гротеск

– Как назовешь питомца? – спросила я внука.

– Апельсин! – уверенно ответил спаситель котика, обосновав свое решение так назвать нашего любимца. – Это имя котенку очень подходит: он рыжий и с белыми полосками, как дольками.

А вот чихает котик до сих пор: тихонько так, будто извиняясь за то, что появился на свет…

Апельсин за три дня жизни с людьми в квартире стал совсем домашним, чувствует себя прекрасно: освоился, начал играть, кушает хорошо, спит гораздо спокойнее. Когда играет, не вздрагивает, как раньше, – стресс от тяжелой жизни проходит у котика. Утром, встречая меня и Владика, он радостно бежит навстречу, а раньше прижимался к полу животом, сгибая лапки, вытягивал шею и голову вперед, и ложился маленьким худым тельцем, говоря поведением о своей полной беззащитности и вызывая слезы жалости при воспоминании о том, как жестоко с ним поступил тот мужчина.

На голове отчетливы полоски, будто апельсинные дольки – рыжие и белые, на лапах, шее, шарике младенческого живота. Настоящий Апельсин, только не откликается пока на своё имя.

Котик лапками топал по долгожданной земле: с балкона она казалась такой неожиданно пестрой, и горизонтальность ее поверхности никак не совпадала с миропониманием Апельсина. Рыжий с белыми полосками, он осенью сливался с листвой, шурша вездесущими лапками и смешно чихая. Когда напротив него пролетали ласточки, вывязывая в воздухе дерзкие метания невидимых маятников, Апельсинке хотелось лететь вместе с ними, но чувство опасности останавливало. Кот помнил, как тяжело бывает вспрыгнуть на окно над человеческой ванной, лапы срываются, но помогают когти, а в воздухе за что зацепишься? Птицам хорошо, у них есть черные отростки, кот слышал – крылья, с помощью их ласточки и летают. И люди тоже летают…

«Хозяйка в мечтах закрывает глаза, и тут Я!», – думал кот.

Остались в памяти его мягкие лапки, сжимающие сердце.

Милый, бедный мой кот Апельсин, доброе моё животное, унесённое пресловутой властью денег, недостаточность которых опередило нашу разлуку, где ты сейчас? Нежный мой пушистик, тыкающийся своим бархатным носиком в мою щеку по утрам, так мило и громко топающий своими веселыми лапками впереди меня, будто показывая мне дорогу к его питательной чашке и пакетикам «Вискаса» и «Фрискиса»… Сыт ли ты, плачешь ли по мне и моему внуку, пожалевшему тебя и спасшему от гибели на улице? Сердечный мой друг, шелковистая шерстка твоя чудится мне, твой напирающий в икроножную мышцу бочок мерещится прикосновением. Уши мои слышат памятью сердца твои музыкальные мурлыканья, звуки «ма – ма», часто произносимые для меня тобой, добрым котиком и лучшим другом души. Ты вытягивал нежную белую шею, как лебедь, и клал голову мне на сердце, когда спал. Слушая стуки моего сердца, ты мечтал или просто мурзил, ловя каждый удар моего сердца, ты лечил мои аритмические стуки ультразвуком своего кошачьего совершенства.

Но свирепая денежная давилка гнала соки из меня, нажимая на кошелек и аорту. Бешеная гонка ценовых конвульсий разжимала самые крепкие кулаки, самые стиснутые зубы дрожали от инстинкта охоты и стучали друг о друга, как ты стучал белоснежными клыками своими при виде голубиных игр над нашим балконом.

– Иду, иду, сынок, – говорила я, спеша накормить пакетиком кошачьей еды любимое животное.

Кот шел точно к миске, затем к месту клада пакетиков кошачьих кулинаров, поглощая которые, он был благодарен мне и внуку за пищу и кров, слушался и никогда не гадил мимо, с самого первого раза.

Милое мое рыжее совершенство с лучами полосок на белом животе, дольки – полоски твоего лба стоят у меня перед глазами.

Кот в доме – это песня бархата его шерсти и лучшие звуки любви и благодарности, на которую способно земное существо.

Оказаться на земле было немного страшновато, но манил запах приключений. Птицы, большие голуби и вороны, торопливо собирающие крохи, брошенные людьми и вынянченные природой, заставляли своим присутствием затаиться в траве и стать охотником. Апельсинка еще на балконе мечтал поймать такого сочного голубя, воркующего над крышей! А на подоконнике в комнате слышать торопливое топтание и воркование голубей было невыносимо: у кота подрагивали челюсти, текли голодные слюнки и стукались друг о друга белые кинжальные зубы, – инстинкт. Увлеченный охотничьим инстинктом, кот постукивал когтями по оконной раме, вытягивался во всю длину лапами кверху и тянулся к вожделенной добыче, беспокойно возился, присев на подоконник и убегал вдруг на застекленный балкон, думая, что там непременно достанет голубя. Сверху, под крышей, как вершки кукурузных початков, аккуратно свернутые матерью – природой в напряженный кулечек листьев, торчали хвосты голубей темными длинными перьями, привлекая внимание кота. Апельсин – почти Аладдин в чалме волшебника – струился в мечтаниях по стеклу балкона, чуть не плача по – человечески о голубях, воробышках и мышках с привлекательными длинными хвостиками, за которыми так бы и побежал – был бы разбег.

Кот устроил себе разбег во время вечерней прогулки: сиганул в темноту – на дерево или за гаражи, но мы с внуком его больше никогда не видели. Заехавшая неожиданно во двор машина напугала животное – и он воспользовался свободой сполна. Рядом возвышался детский сад, за его забором сидел еще один кот – черный, но он не обращал внимания на людей, когда мы с Владом искали Апельсина. Кот смотрел вглубь себя, накормленный детсадовской едой и редкими мышками в подвале.

– Сидит теперь наверно, сытый, у других хозяев, облизывается, а мы тут с ног сбились его искать, – произнес внук.

– А может, голодает и мерзнет вечерами на улице, – ответила я.

– Не говори так, а то я заплачу.

– Не буду, не плачь, а то я уже плачу.

– Наш Апельсин – отважный кот, он поел всех мышей в подвалах и охотится за голубями сейчас, – успокаивал меня внук.

– Да, голубей он любит. А вдруг на него напали собаки?

– Нет, он убежал от них, если пытались напасть! Апельсинка – храбрый! – сквозь слезы прошептал Влад.

Через год мы с Владиком шли в парк, и увидели развалившегося на сухой желтой листве нашего полуспящего Апельсина. Кот лежал довольный жизнью и слегка похлопывал хвостом по листьям, – сердится немного. Солнышко на пузе светилось чередованием полосок: рыжая – белая. Белый на Апельсине был настоящим белым, значит, кот не стал уличным, подобрали. А может, он так чисто вылизывался по привычке. Так захотелось нашего милого Апельсинку приласкать и забрать снова домой.

– Он ведь, наверное, теперь настоящий пиратский кот, – сказал Владик, не сдерживая восторга от того, что мы нашли нашего любимца.