Елена Соколова - Я твое сердце. Встреча с самим собой

Ефим Лукьянович отказался от идеи идти в огород и присел под навесом возле дочери. Черные ягоды одна к другой послушно сыпались в чан, приставленный к скамейке. Фаина сдувала с ягод листики и соринки.

Отец прикрыл глаза и вдохнув аромат ягод, сказал:

– Руки у тебя, дочка, ловкие. Быстро работаешь, легко. Пусть муж тебе достанется такой, который ценить тебя будет.

Фаина улыбнулась:

– Чудной ты, пап, молчишь молчишь подолгу, а на глупости всякие слов не жалеешь.

– Тебе мои слова пустыми кажутся?

– Мне, папочка, слова твои дороже золота. Поверь.

– Вот, доча, тебе я их и говорю. Сколько живу, дождем своих слов осыпать тебя буду. Ты – дочь моя, твоим счастьем живу.

Фаина тяжело вздохнула:

– Так где ж оно счастье мое?

Ефим Лукьянович весело ответил:

– Золотое сердце твое. Вот оно счастье. Если бы ты это смогла понять… Если бы люди смогли понять какой ценностью обладают… Жизнь другой бы стала.

А во двор, не спрашивая разрешения, вошла соседка Аня – ровесница Ерофея. Она не церемонясь, вошла под навес, села на скамейку рядом с Фаиной и взяв из корзины горсть ягод, принялась сдувать с них соринки:

– Я помогу тебе ягоды перебрать, ладно? – сказала Аня.

Движения Ани были резкими, неровными. Находиться рядом с этой девушкой никто не стремился. Ефим Лукьянович спросил у нее:

– А что, Анют, сама-то в лес ходила сегодня за ягодами?

– Нет. Воду матери таскала. Завтра с утра пойду. За коринкой, часа в четыре, – ответила Аня громко. Она всегда говорила громко, – у меня мама вчера пошла и заблудилась. Шла не знала куда и вдруг змею увидела. А змей она боится до смерти!

– Это всей деревне известно, что она змей боится, – рассмеялся Ефим.

Аня продолжила:

– Рванула мама моя от змеи со всех ног и неожиданно к деревне вышла. Оказывается, она совсем не в ту сторону шла. Заблудилась бы окончательно. Змея ее с неверной дороги вернула и к дому направила.

Ефим ударил себя по коленям и восторженно воскликнул:

– Ну, чудеса! Вот так случай ты нам рассказала! Спасибо за историю такую. Это же надо! Кажется зло такое – змея, а к добру оказалась. Чего только не случается в жизни!

Фаина, устав от крикливой речи Ани, вступила в разговор:

– Ерофей с парнями на карьер уехал.

Аня громко рассмеялась:

– Я видела. Они мимо меня прокатили. И Юлька с ними.

Фаина закатила глаза к небу, словно прося у неба терпения на эту гостью, а гостья спросила:

– А в клуб Ерофей не пойдет вечером? Сегодня фильм хороший будут показывать. Я пойду.

Фаина небрежно ответила:

– У Ерофея и спроси. Мы-то откуда знаем?

Ефим Лукьянович горько взглянул на дочь и ласково ответил Ане:

– Я скажу Ерофею, что сегодня фильм хороший. Он, наверное, придет.

Аня резко в своей, всех раздражающей манере, вскочила со скамьи и направилась к калитке, бросив на ходу:

– Ну, ладно, я пошла.

На улице, за калиткой довольно далеко от двора Ефима в этот момент разговаривали о чем-то две девушки.

Аня крикнула им:

– На карьер не пойдете? Жара такая…

Девочки хихикнули:

– С тобой, что ли? Чтобы все парни разбежались?

Аня привычно весело, на приподнятой интонации ответила:

– Ну, ладно, – и направилась в свой двор.

Когда Аня скрылась за воротами, Фаина спросила у отца:

– Интересно, она знает что-нибудь кроме этого своего «ну, ладно»? Никто с ней общаться не может.

Ефим какое то время молчал, потом проникновенно не просто сказал, а проговорил, не дочери, не себе, а всему миру тихо и глубоко:

– Сердце свое она от боли защищает.

– Что?

– Людей от себя отталкивает, чтобы к ней никто не привязался и чтобы самой ни к кому не привязаться. Одиночества боится.

– Зачем же тогда людей отталкивает, если одиночества боится? – не поняла Фаина.

– Самое плохое о себе впереди себя несет, и всякий заранее знает с чем столкнется, если сблизиться с ней захочет. Чтобы на первых же шагах на пути в ее сторону отсеивались, не успев на территорию ее сердца войти.

– Так ведь, одна останется.

– Встретит того своего настоящего, кто не испугается. Уже ничего можно будет и не бояться в будущем. Все самое плохое о себе она уже предъявила.

– Хитро, как ты, папа, все видишь. Откуда?

– Не знаю, дочка. Просто вижу. И вижу, насколько изворотливы и изобретательны люди, чтобы сердце свое от ударов укрыть. От правды. А Константин, Юлькин отец, всю жизнь от сердца своего убегает. Видать, подвело оно его когда-то.

Фаина предположила:

– А у Ани это после того, как ее мать сдала в приют?

– Да, пройти такое еще раз она не сможет, – ответил Ефим, – вот и сражается за сердце свое. Вернее за то, что от него осталось. Разбито оно. Ведь, если мать не любит, то никогда человек не поверит, что его может полюбить кто-то другой. Понимаешь? Если даже собственная мать…

– А к мачехе своей она хорошо относится. Мамой зовет, – похвалила Аню Фаина.

Тут, со стороны огорода послышался хрипловатый голос старого Макара. Он жил на самом краю деревни. Жадный и сварливый. Настоящий брюзга. Слова, которые он тихо проговорил Анастасие, копавшейся в огороде, прозвенели на жаре довольно четко и далеко:

– Такую женщину разве можно тяжелой работой нагружать? Муж не бережет тебя. Сам-то, вишь, под навесом с дочкой прохлаждается…

Анастасия выпрямилась, взглянула на Макара уставшими глазами и ответила вопросом:

– А твоя жена небось тоже в огороде пока ты за другими подглядываешь?

Гость попытался защититься:

– Моя жена была бы поласковее, так я и по деревне б не бродил. Не подглядывал.

Разговор затих. Фаина сквозь зубы проговорила:

– И что этот Макар суется в каждый огород?

Отец не без ревности подхватил:

– Терпеть его не могу. Как поросенок в людях роется.

– И за людей-то только себя одного считает, – добавила Фаина.

Во двор с огорода вошла хозяйка дома Анастасия и всплеснула руками:

– Ну, и что же это такое, а? Уже соседи внимание обратили! Стыд какой! Я одна в огороде спину ломаю, а они сидят язык чешут! Ладно, Фаина, а ты-то, Ефим, мог бы делом заняться.

Фаина прислонилась к плечу отца и сказала:

– А может быть, мама, папа именно сейчас самым серьезным делом занят?

– Я у папы твоего устала кухню летнюю просить достроить. Сколько ж можно под навесом укрываться? А ты, дочка, ягоды могла бы побыстрее перебирать. Клубника еще не прополота.

Ефим поднялся со скамьи и сказал жене:

– Пойдем, покажешь, что там тебе на огороде сделать нужно, а то, действительно, соседи уже внимание обратили на тебя.

– А Ерофей где? – спросила Анастасия, пропустив ревнивую нотку муда, словно не заметив ее

– Купаться уехал с ребятами. Пусть от жары отдохнет.

Лукьяныч прошел в огород и увидел в проходах между грядками горки сорной травы, которую повытаскивала и сложила Анастасия. С самого раннего утра прополкой занялась. Заботливый муж взял вилы и принялся перетаскивать сорняки в компостную яму. Анастасия граблями подбирала мелкий травяной сор, который не подхватывался вилами. Очень скоро вокруг грядок стало чисто.