Лариса Розена - Се, стою у двери и стучу

– Спасибо. Представляешь, оставили на работе… И скажу я тебе – чудо Господь явил.

В комнате рассеивался полумрак. Небольшие бра излучали слабый свет. Казалось, ожили темные тени, напоминавшие птиц неизвестной породы.

– Итак, что произошло у тебя на работе?

– Садись, пей чай и слушай, если есть время. Работаю я, ты знаешь, давно, стараюсь, зарабатываю хорошо. Время пред пенсионное. Подходит как-то мастер с незнакомой девушкой и режет без ножа:

– Учи ее, передавай знания, опыт. Закончишь, проводим тебя на пенсию. Если захочешь работать, оставим уборщицей. Свое же место уступишь ей.

Я ничего не ответила. Но чтобы все-таки ушла на пенсию, она повела против меня целое наступление. Третировала в дело и без дела. И все с издевкой, с позором, ненавистью. Поставила в наладчики в пару со мной любителя спиртного. Он всегда пил, я работала за двоих. Что не доделывал он, за это ругали меня… Дошло до того – увижу мастера – руки, ноги трясутся, ничего не понимаю, дрожу, как осинов лист… Уже и сердце не на шутку разболелось… Успокоительное пью – не помогает. А ведь у меня семья не маленькая. Если что случится со мной, кто им поможет? Да и к коллективу привыкла. Рабочий народ, словно солнце, согреет… – на глазах у Галины показались непрошеные слезы, как бы в подтверждение ее слов.

И Татьяна представила какое состояние было у приятельницы. Сердце человеческое – вечный страдалец. Такое относительно маленькое, с кулачок, а сколько страстей вмещается в нем. Сколько мук и трепетных тревог, волнений и раздоров, счастья и радости?

Но, как правило, больше на долю человеческого сердца выпадает волнений. Радость медленно входит в сердце. А волнения, что волны у берега – одна сменяет другую…

За окном густела синь, переходя в ночь. Приятельница продолжала:

– Замучилась совсем. Плачу дома перед иконами, выливаю свою боль:

– Господи, видишь мою беду. Помоги, больше некому поддержать… Эх, как бы хорошо было, если б мою подругу-мастера из другого цеха, к нам перевели, а нашу – на другое место!…

На душе – тяжело. Себя нигде не находила, ни дома, ни на работе. Ничто не радовало. Мир серел и съеживался… Пропадала. Зима, холодище, а я забывала, как следует одеться, поесть. В сердце – мука, боль, слезы…

Потом решила: вероятно, я – не права, и зря на мастера обижаюсь?! И вновь обращаюсь к Всевышнему:

– Господи, помоги разобраться, успокоиться, может, я сама виновата, а по глупости и немощи не понимаю? Сержусь на человека. Вразуми осмыслить все…

– О, как нелегко-то тебе, было… – поддержала Татьяна.

– Не говори. И случилась у нас авария на работе. Грузчик недоглядел. Вырвалась из рук вагонетка и врезалась в горящую печь. Шум, искры, дуги огненные. Конец света наступил – так страшно было. Многие могли покалечиться. Но Господь помиловал. Вину за случившееся вменили мастеру, перевели в другой цех с понижением. Меня оставили на месте, а к нам в начальство поставили мою подругу. Чудо Господь явил!…

– Да, Всевышний все расставляет на свои места.. Но объясни, как, дружа со мной, ты словом не обмолвилась о своей беде. Всегда спокойна, ровна. А я-то жалуюсь на всякую чепуху. Неужели тебе не хотелось вылить кому-то душу, чтоб легче стало?

– Зачем людям досаждать своими проблемами?

– Поэтому Господь и помог за смирение твое… Всё Он видит, всё учитывает… за всё воздает…

– Да, я согласна с тобой…

– Сейчас, когда я шла к тебе, по пути встретилась женщина. Я не видела ее два года. Думала, она переехала из наших краев. Не так давно еще она выглядела очень неплохо. Видная, вроде извечной победительницы, всегда была в хорошем настроении, обворожительно-улыбчивая, загадочно-притягательная, бойкая. И, казалось, что с этой женщиной время должно лететь весело и задорно. Сын ее где-то скитался в деревне, потом сидел в тюрьме и совсем еще мальчонкой умер от тяжелой болезни. Всегда она находилась в погоне за обеспеченностью и разнообразием. Стремилась не знать бедности. Жила так, как хотела. Пожелает мужа чужого отбить – пожалуйста. Да еще жене сообщит об этом, весело хохоча в телефонную трубку. Возмечтает обобрать кого-то, тоже быстро делалось. А то и посадит в тюрьму надоевшего кавалера. Вот так и жила, кружилась. А нынче увидела соседку и обмерла. Удар ее, молодую, поразил. Ползет по улице с клюшкой в левой руке, правая висит плетью и правую ногу еле волочит, словно ватную. Глаза дикие, полные огня, злобы, ненависти, боли, ужаса. Ад в них зияет… И вот так мы всю жизнь перед выбором – на какую дорогу встать? Видишь, какие два удивительных случая произошли?

– Какие?

– С тобой и с ней. И мне это надо принять к вниманию. Постоянно осуждаю, за что наказываюсь Господом – болею…

– А ты не осуждай.

– Никак не получается… Люди ведь очень любят грех, тянутся к нему в каком бы обличии он не являлся… Как будто медом меня накормят, если осужу. Потом рыдаю, каюсь и… вновь за старое… Сама бороться не могу. Прошу Господа помочь… – Татьяна чуть не плакала от обиды на себя. Успокоившись, вспомнила:

– Скажи, ты заказала благодарственный молебен после помощи Божией?

– Нет, закрутилась и забыла, – испугалась Галина.

– Неправильно. Давай сейчас почитаем акафист «Слава Богу за все!»

– О, как хорошо-то, давай почитаем, – обрадовано согласилась приятельница.

И они, со страхом Божиим, благоговейно встали на молитву.

Эта женщина еще в детстве проявляла великие терпение и любовь ко всем слабым и искалеченным. Жили они вдвоем с мамой, энергичной доброй женщиной. Но дочка Лидочка по доброте и жалостливости и от мамы отличалась. Рыдала над убитым воробышком, над горемычной больной соседкой, помогая и угощая, чем можно, чуть ли не плакала над раздавленным червячком. Сочувствовала каждой твари. Наделенная Богом необыкновенной красотой и мягкостью, Лида входила в любое сердце без стука. Огромные, ласково-безответные карие глаза, маленький носик, пушистые светлые волосы. Ангел с иконы, да ко всему и верующая. Матушка ее иногда даже боялась: до какой степени мягка, добра, что будет?

Училась Лидочка в школе хорошо. Да и учителям приятно было ставить ей пятерки. Способная, ласковая, словно жаворонок весенним ранним утром. Что же за девочка такая? Понять никто не мог.

Вот ей и 17 стукнуло, не усмотрела мама, как окрутили дочку. Так в народе «краденую» свадьбу называют. Матушка против. Но кто ее спрашивал? После Лидочка объясняла двоюродной сестре.

– Если б не вышла замуж, убил бы он меня…

– Ах, ты, горемычная…

Долго мучил девушку, нож к шейке приставлял. Сошлись, живут. Ребенок уже родился, первенец. Радуйся, счастье-то какое – верующая, кроткая жена, уступает, слово не обронит…