Ирина Судакова - Уютные истории

– Ладно, утро вечера мудреней, – спаситель, увидев растерянность на лице жертвы домашнего насилия, решительно развернулся к машине. – Садись, обеспечу тебе ночлег по первому разряду. Завтра на работу отвезу.

– Не-не-не, – Ниночка в панике замотала головой, – я с незнакомцами в машинах не езжу. Я не такая!

– Такая – не такая! – Мужчина снова повернулся к паникерше, – Андрей, я вчера в музее у вас был, так что не совсем незнакомец. А тебя вроде Нина зовут?

– Нина Николаевна! – вздернула она подбородок, затем снова сгорбилась, подумав, что выбор-то у нее невелик: вокзал, музей с трупом, сумасшедший муж или темная улица с разными неприятностями.

– Соглашайся! – крикнул от подъезда Сережа, – у него машина классная, еще и денег заработаешь.

Андрей стремительно метнулся к подъезду, но тощий Попандопуло, несмотря на опьянение крайней степени, довольно быстро смылся, сшибая косяки, кодовый замок щелкнул, послышался топот, стук, мат, дверь в квартиру хлопнула, и все смолкло.

– Ну что, пойдешь? – устало произнес мужчина и протянул руку.

– Да, – Ниночка доверчиво вложила пальчики в твердую мужскую ладонь.

Несмотря на все свои фобии, девушка почувствовала себя в машине комфортно первый раз за всю свою сознательную жизнь. Машина была шикарной: в салоне мягко, удобно и тепло. Поначалу она следила за дорогой, ожидая очередной панической атаки, затем чуть слышное урчание мотора, комфорт и переживания последних двух дней сказались и она заснула.

Оленка болела. Она лежала на печке и, как говорила баба Иринья, грела кости. Хотя, болела-то она вчера, а сегодня было уже лучше, но жар еще не спал. Вся бы стать сбегать к Митьке, книжку почитать или на пироги. Его мама, тетя Настя Егорова, громкая дородная женщина, пекла такие замечательные пироги с вишней! У тети Настасьи было два достоинства: выпечка и умение торговать. На городской ярмарке ушлая бабенка, как называл ее тятя, брала самую высокую цену за свою скотину. Перебить ее пока не удавалось никому.

На полатях было тепло, пахло овчиной. Мама с бабулей ушли к соседям, а в дом пришел Василий, старший брат. Из-за занавесок девочка видела, как отец сидел под иконами и сердито смотрел на сына:

– Зачем пришел? Ты, вроде, новой власти служишь? Вот и иди, служи. Но Василий батю не послушался, что было девочке удивительно. Папу Семена слушались все: и сыновья, и мама Маша, и даже батюшка Порфирий, приезжающий служить в местной часовне.

– Бать, дело серьезное. – Вася нервно комкал в руках картуз. – Сегодня Онисима раскулачили. Всю скотину со двора свели. Сейчас обоз на ссылку отправляют. Завтра к тебе собираются. Отец вскинулся:

– Да какой я кулак? Все своими силами нажил. Да вы помогали. Никогда на меня чужаки не работали. – В голосе отца Оленка услышала неприятные ноты обиды и какого-то бессилия. Василий упал на колени у ног отца:

– Батя, руби скотину, прячь иконы. Кто-то на тебя кляузу написал. – Тятька похлопал Ваську по плечу:

– Прорвемся, сынок, спасибо!

Оленка, как мышка затаилась на печке. Отчего-то ей хотелось плакать и не было сил смотреть на склоненную голову брата и слезы в глазах большого и надежного тяти. Она перевела взгляд в окно.

Шел дождь. По расхлябанной дороге ехала подвода с котомками и чемоданами. Среди котомок скрючилась фигурка друга Митьки. Олька поймала тоскливый взгляд товарища по проказам. Рядом сидела тетка Настасья, сгорбленная, сразу потерявшая свою стать и вытиравшая глаза уголком платка.

Оленка плакала, как и небо, провожая друга навсегда.

Пробуждение. Уже второй раз какой-то непонятный сон. Это точно бабушкино детство. Но как оно оказалось в подсознании у Нины? Ведь баба Оля никогда такого не рассказывала. Вытерев слезы, девушка оглянулась и поняла, что машина стоит. Темно. Шофера не было. Перед машиной располагался дом. Нет, ДОМ – большой, огороженный красивым, фундаментальным таким забором с колоннами и обрешеткой между ними. Все было освещено уличными фонарями. Само строение тоже было основательным, похожим на своего хозяина, который в данный момент возвращался к машине. Рядом с ним бежало шерстяное чудо – большая белая лохматая собака неизвестной Нине породы. Вообще девушка считала себя кошатницей. У бабушки постоянно были кошки, и все Мурки. Но эта собака очаровывала с первого взгляда. Хотелось запустить руки в шерсть, обнять, просто прижаться к такому чуду. Дверца распахнулась.

– Приехали, прошу в дом, это Лаки, бобтейл! Лаки, свои! – Собака чинно подошла, обнюхала, Завиляла хвостом и облизала гостье протянутые руки. Та присела и обняла это собачье чудо, теплое, мягкое и ласковое. Пес терпеливо замер. Девушка вообще как будто очутилась в другой жизни, где не было Леши с его изменой, Элечки и никаких страшных событий. Было спокойно, уютно и таинственно. А еще было ощущение полного доверия, которое, когда-то дарил папа. Такой же большой и надежный.

В доме тоже было все основательно. Пахло деревом. И неудивительно. Начиная с прихожей, все было отделано, судя по запаху, какими-то хвойными рейками. Впрочем, Ниночка не была строителем или каким-либо еще специалистом в этой области. Ей просто все здесь нравилось.

– Сейчас банька будет. Я с утра для гостя ее топил. Друг приезжал попариться. Еще остыть не успела. Пару полен подкину, и можно будет идти. – Хозяин пропустил гостью в дом, вошел следом и сразу заполнил прихожую до отказа. Но Ниночка не чувствовала страха или неудобства. Шла, куда сказано, брала, что давали, соглашалась со всем, что предлагали. Банька так банька.

Горожанка до мозга и костей, девушка любила свой душ и свою ванну. Из детства помнила общественную баню. Пока жили с бабушкой, ходили мыться на станцию в большое кирпичное здание с двумя отделениями: мужским и женским и высоким полком. Но это было давно. Поэтому хозяин прежде всего повел ее на экскурсию в натопленные помещения:

– Это предбанник. Здесь верхнюю одежду оставляем. Если жарко в парилке станет, можно на лавочке посидеть, остыть. Полотенца и простынь я повесил. Здесь – помывочная. Холодная вода в бочке, а этот кран откроешь – кипяток пойдет, смотри, не обожгись. Вот таз, шампунь, извини, только мужской, мыло. А вот здесь парилка. Веники я тебе запарил. Смотри, сразу из таза не парься, обожжешься. Все поняла?

Ниночка кивнула, половину не поняв. Андрей ушел. А она скинула одежду в предбаннике и сразу пошла в парилку. Дух там был замечательный! Никакие веники она, конечно, даже трогать не стала, а на полок легла и расслабилась. Было очень комфортно. Наслаждаясь можжевеловым духом, греясь, потея, она чувствовала, что вот это – тоже ее. Пора возвращаться в бабушкин дом.