Ирина Судакова - Уютные истории

Сегодня Ниночку опять встречал разъяренный взгляд Леши.

– Где шлялась? – руки в боки, треники пузырятся на коленях, ворот футболки растянут. И не потому, что Ниночка за его одеждой не смотрит. В шкафу все полки и плечики заполнены. Леше так удобно, и не перед кем марафет наводить – его слова.

Устало вздохнув, женщина отодвинула злое туловище, вошла, села на тумбу, чтобы снять туфли.

– На работе задержалась, с сигнализацией проблемы были, – рассказывать мужу о происшествии не хотелось.

– Жрать нечего, а она шляется не пойми где! – голову ожег подзатыльник.

«Сам бы приготовил, все равно целый день дома сидишь», – вертелось на языке, а прозвучало:

– Я быстренько, сейчас все будет. – Нина встала.

– Ладно тогда. – шлепок по попе. – По телеку сегодня футбол – меня не трогать, есть в комнате буду, принесешь. – И пошел в комнату, больно оттолкнув Нину плечом.

«Слава Богу!» – подумала Ниночка, потирая ушибленное место, и привычные домашние дела накрыли с головой: приготовить еду на ближайшие пару дней, убрать следы жизнедеятельности мужа, приготовить одежду на завтра. Когда она доползла до кровати, муж уже спал, как всегда по диагонали. Усталая женщина свернулась клубочком на самом краю, чтобы не потревожить хозяина, и, засыпая, подумала: «А некоторые еще и сексом умудряются заниматься, хорошо, что Леша с недавних пор забил на это неприятное занятие».

В редких подъездах нет «нехорошей квартиры», жильцы которой портят кровь всем соседям. В подъезде Оленевых такая имела место быть – Тамара с Семеном и ее пригулянный (по словам всезнающей соседки Лилии Сигизмундовны) сын – ребенок двадцати лет отроду, который уже оттрубил свое в колонии и чувствовал себя паханом среди местной молодежи. Впрочем сынуля дома не показывался. А вот Тома с Семой бухали ежедневно, на что – не понятно, поскольку постоянно нигде не работали. Было забавно наблюдать, как по утрам две анорексичные фигуры, взявшись за руки и пошатываясь, выходили из подъезда навстречу приключениям. Забавно потому, что с вечера, громко поругавшись, Томка, как часто водилось, выгоняла своего благоверного из квартиры и запирала дверь. А так как, по-видимому, ключ у них был только один, а от подъезда не было вообще, Семен бегал вокруг дома, громко и нецензурно выражал свой взгляд на происходящее, звонил в домофон, перебирая все квартиры по очереди, и когда, наконец, кто-то из соседей не выдерживал психической атаки и все-таки открывал ему подъездную дверь, он начинал биться в дверь квартирную. По звукам казалось, что крепость штурмуют осадным орудием. Томка сидела как мышка, а замученные соседи вызывали, наконец, наряд полиции. Доблестные гаранты закона приезжали, проводили бедолаге автомобильную экскурсию по городу на час-два от силы и возвращали к отчему дому, напоследок сделав физическое внушение. Притихший и слегка протрезвевший скандалист тихонько скребся в дверь, подруга сдавалась, впускала. И воцарялась тишина.

Итогом ночного спектакля был недосып и испорченное настроение у всех жителей подъезда. Кроме сладкой парочки.

Ниночке негатива добавили еще и воспоминания о вчерашнем происшествии. Тревожила пропавшая статуэтка и сдвинутые ведра. Осторожно встала с постели, чтобы не потревожить спящее тело мужа, умылась, оделась и вышла в подъезд.

На втором этаже щелкнула дверь, приоткрылась. Лилия Сигизмундовна, следившая в дверной глазок за жизнью всего подъезда, в шикарном бархатном халате до пола и домашних туфлях выплыла на площадку. Это была большая женщина, хоть и маленького роста, поэтому просто обойти ее было трудно, и Нина остановилась под осуждающим взглядом.

– Душа моя, – начала соседка хорошо поставленным низким голосом. Если бы факт ее работы нянечкой в детском саду не был самой дамой широко обнародован, можно было бы подумать, что она оперная певица. – Я хотела бы сделать тебе замечание. Ты совсем не ухаживаешь за своим мужем. Поздно приходишь с работы, плохо следишь за одеждой. С такой-то внешностью и растянутые треники! Куда это годится! Знаешь сколько сейчас одиноких женщин? Ведь уведут. Поверь моему опыту!

– Лилия Сигизмундовна, при всем моем уважении, я не могу с вами разговаривать: спешу на работу. – Тоненькая фигурка, наконец, прошмыгнула почти под рукой атаманши. – Я приму к сведению ваши замечания.

Иногда эта женщина казалась Нине той самой свекровью, о которой сочиняют анекдоты и рассказывают обиженные невестки. Дама, совершенно не понимая неуместности своих замечаний, вмешивалась в жизнь Оленевых, и не только их.

На первом этаже у нехорошей квартиры ее караулил Сема, видимо, услышав голоса сверху. Иногда Ниночке казалось, что выход и вход в их подъезде – это квест с препятствиями.

– Дай сотню, с получки отдам, плохо мне. – Действительно, руки и ноги алконавта тряслись, в глазах полопались капилляры.

– Сем, ты нигде не работаешь, с какой получки?

– Завтра устраиваться пойду, вот те крест! – Он сделал какое-то невообразимое движение рукой по туловищу.

– Нет у меня денег, Сем. А ты, если завтра на работу собираешься, не пил бы сегодня. – Девушка ловко обежала Семена и вышла из подъезда, не слушая его сердитого бормотания.

А вот на работу Нина ходила с удовольствием. Здесь каждый пришедший сразу попадал в атмосферу тепла и заботы. Начиналось все со смотрителя Олимпиады Ивановны, уютной добродушной женщины с располагающей улыбкой и морем сплетен в запасе. Не секрет, что бабушка Липа, как называли ее молодые сотрудницы, иногда пропускала посетителей без билетов. Ну а что делать, если денег нет, а пройти хочется?

И посетители, пока раздевались, обилечивались и любовались сувениркой, как-то незаметно рассказывали пожилой женщине о своей жизни. И, когда они уходили, эта миссис Холмс знала всю подноготную: кто – откуда – куда – семейное положение, работа, финансы, дети и многое другое. У бабы Липы было одно замечательное качество: душевность. Плохо – посочувствует, хорошо – порадуется, спросят – ответит. Поэтому к Олимпиаде Ивановне шли все, и начать утро с ее улыбки, а если повезет, и ее пирожка – к удачному дню!

Первый этаж музея представлял собой холл и, уходящие вправо и влево коридоры. В выставочные залы вела парадная лестница с ажурными перилами и ковровой дорожкой. С левой стороны располагались фондохранилища, а с правой – кабинеты музейных работников. Владения хранителя были первыми, а резиденция директора – последней. Между ними гудела аппаратная, где царствовала Мира, гостиная, царство экскурсоводов, с кофемашиной и удобными креслами.

Ниночка устроилась на шикарном офисном стуле, который ей подарили от всего коллектива на день рождения, и, закрыв глаза, расслабилась. Это был небольшой дзен, насыщение энергией перед рабочим днем. Вот со скрипом открывается тяжелая входная дверь в музей, слышится густой голос директора, звонкий ответ бабы Липы. Шаги начальницы можно узнать из тысячи. Несмотря на свою комплекцию, Оксана Григорьевна двигается всегда стремительно. А вот цокают каблучки Эльвиры. Можно представить ее упакованную фигуру: прическа, волосы, костюм, шпильки. Как ей удавалось выглядеть на миллион при минимальной зарплате экскурсовода – загадка!