Людмила Герстен - Прощай, рак. Борьба за выживание и прощальный танец со смертью

– Откройте, откройте! Кто-нибудь!

Моментально показались две медсестры с каталкой. К подобным ситуациям им было не привыкать: если под дверью кто-то поднял тарарам, значит, нужно бежать и тащить за собой каталку.

– Быстрее, быстрее, моя жена рожает! – торопил их Карлос.

Медсестры поспешили к машине и, открыв дверь с моей стороны, скомандовали скороговоркой:

– Быстрее! Быстрее, выходи из машины, ложись на носилки.

– Какие носилки? Не могу! Из меня ребенок уже вылезает! – ответила я им через силу, не зная, надо ли мне тужиться или сдержаться и еще с ними поболтать.

Я уже чувствовала головку между ногами, все мое тело покрылось испариной. Понимая, что выйти из машины не успею, я громко и сильно завопила. Роды шли стремительно. Вот уже показалась головка Катерины.

– Тужься! Почему ты держишь ее, мамаша? Тужься, тебе уже давненько надо было начать тужиться!

Мне хватило всего лишь раз поднапрячься, и моя малышка вылетела. Прямо здесь, в автомобиле, на переднем сиденье, оставив множество следов и напоминаний о себе. Это была моя желанная девочка, красивая, здоровая, вопящая во всю мощь своих едва раскрывшихся легких. «Я здесь, мамочка!» – давала она знать о себе своим плачем, но мне он казался пением.

Она родилась брюнеткой с густой шевелюрой – в отличие от братьев, появившихся на свет светлокожими блондинами с едва видным пушком на голове. Мамочки всегда ищут в своем ребенке сходства, но Катерина не походила ни на кого. Это была прекрасная маленькая принцесса, похожая на ангелочка, такая необычная, такая сладкая и такая спокойная!

Подоспели и врачи со своими инструментами, перерезали пуповину и быстро забрали ребенка в помещение, чтобы дать ей необходимый уход. Меня же переложили на носилки, прикрыли простыней и отвезли прямиком в родильную комнату, так как внутри меня еще оставалась плацента. Доктор, который наблюдал за моей беременностью, еще только ехал, чтобы принять роды (без ребенка, потому что я уже родила). Оставалось «родить» плаценту. Врач закончил послеродовой процесс, и меня отвезли в палату. Малышка была на руках у Карлоса, и он с осторожностью передал ее мне. Счастливой маме!

С отцом дочки мы вскоре расстались. Не развелись, а просто разошлись, так как не были женаты. Мне одной пришлось поднимать троих ребятишек.

Шло время, дети подрастали. Я крутилась как белка в колесе. Иногда за помощью приходилось обращаться в Красный Крест, так как средств дотянуть до конца месяца вечно не хватало. Раз в месяц получали талоны на сухой паек: килограммовый пакет сахара, риса, консервированные сосиски, литр масла. Это нас сильно выручало. Один чайный пакетик заваривали до тех пор, пока он мог подкрашивать воду. Одежду занашивали до дыр, кроссовки – пока не вываливались пальцы, куртки – пока рукава не становились совсем короткими. Работать возможности не было – на руках трое маленьких детишек. Период был не из легких, ну, это отдельная история.

Когда Катерине исполнилось три года, Павлуше восемь, а Климу шесть, мы переехали в Барселону. Нам очень понравился этот город, такой прекрасный, величественный и чарующий. Много чего произошло здесь в течение последующих двух лет. Я вышла замуж за Мигеля Ангела, которого знала почти три года. Этот брак длился недолго – одиннадцать месяцев. Я снова осталась одна с детьми, жила, как получалось, и не сдавалась.

Между тем в пятилетнем возрасте у Катерины начались какие-то странности со здоровьем. Это была не особенно заметная для окружающих дисфония – странная охриплость в голосе. Наш педиатр, доктор Мария Роза Паскуаль, замечательная женщина, у которой всегда в зале ожидания находилась куча детишек, отправила нас к логопеду. Вокальные упражнения с этим специалистом не улучшили четкость голоса.

Тогда нам посоветовали обратиться к челюстно-лицевому хирургу, но и он ни аномалии, ни врожденных физиологических дефектов не обнаружил.

– Здоровая девочка, все выглядит превосходно! – радостно заявил врач.

Но что-то происходило с моей дочкой. Я-то это видела и не могла понять, что именно… Стали заметны нарушения равновесия и координации. Когда Катерина бегала или выполняла упражнения, было видно, что она не успевает за детьми, и движения ее были не совсем точными.

Симптомы появлялись постепенно, но наш педиатр не считала их серьезными отклонениями. Когда она просила Катерину пройтись по своему крошечному кабинету или удержать равновесие, стоя на одной ноге, все выглядело вроде бы хорошо. Для надежности она подобрала нам школу для развития моторики, что придало мне какую-то уверенность. Ничего особенного не обнаруживалось, а значит, причин для переживаний не было, и меня это как-то успокаивало.

Другой тревожный фактор: Катерина никак не могла научиться ездить на двухколесном велосипеде. Все пытались помочь. Держали велосипед, подбадривали словами, но дочке никак не удавалось разогнаться и поехать, она боялась упасть. Два дополнительных колеса с ее розового с принцессами велосипеда так и не были сняты. Желание научиться кататься было огромным, и она так настойчиво старалась, но… безуспешно. Я не понимала, спрашивала себя: «В чем причина? Катерина – обычная шустрая девчушка, почему у нее никак не получается? Мальчишки же научились это делать! И довольно быстро».

Переживала ли я? Конечно же, переживала! Все это казалось очень странным, и подозрительнее всего было то, что врачи не находили никаких причин для волнения.

Симптомы продолжали появляться, и мы снова и снова возвращались к нашему педиатру. Почти каждое утро после пробуждения девочка испытывала тошноту, иногда случалась странная желтоватая и водянистая рвота, сопровождаемая головокружением. Нам посоветовали немного изменить ее рацион, включать больше фруктовых соков и салатов. Это тоже не помогло.

На ручках и ножках вдруг пошли болезненные пятна экземы, и единственным препаратом, который помогал, был глюкокортикоидный крем. Он снимал жжение и зуд.

В поисках причин заболевания (которые длились уже около года) мы обратились к неврологу. Так начался новый путь тестирования и проверок. После проведения диагностики стало ясно, что проблемы с равновесием не являлись нормой. Тем временем изменения добрались и до ее лица. Когда дочка улыбалась, левый уголок губ приподнимался выше и один глаз открывался меньше, чем другой. Лицо становилось несимметричным, казалось, что Катерина улыбается одной стороной. Все заметнее делалась дисфония – часто приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чем она говорит. Ухудшилось зрение. Тем не менее она чувствовала себя достаточно хорошо, и ее ничего особо не беспокоило. Это была счастливая девочка.