Макс Квант - Хроника Свайн-Эберской войны

– Вы пьяные, крендели.

– Кренделями не закусываем! – ответил Старри.

– Пьянь вы подзаборная!

– Мы трезвые, – ответил упрямо Даст.

– В стёклышко, – добавил Грей.

– А вы кто?

– Герр генерал славной и непобедимой армии Полосатого Рейха (для вас алкоголиков, Хазляндии) Катер с армией.

– Да? А как по имени?

– Вит.

– Садись, Вит, пить будем. Коньяк. Два часа выдержки. Вот это выдержка! Сколько мы терпели пока он растворится до кондиции. Еле дотерпели.

– Ой, – вздохнул Катер. – Довожу до вашего сведения, что вы находитесь на оккупированной территории.

– К-кем оп… ок… опупированной? – спросил Старри.

– Армией Хазляндии. Здесь теперь будет мой штаб.

– Не понял.

– А чего тут не понять? У нас война, вот мы и оккупировали вас. Теперь вы пленные. Пленное мирное население.

– П-по-подождите, – сказал Вьювер.

– Сейчас нужно найти место под карцер. Куда бы вас посадить? Сколько вас?

– Шесть. Может семь. Где-то мы ещё и восьмого насчитали… Ага, вот он. Как вылитый Даст. С ним рядом также и лежит… Брат, что ли. Понабирают по объявлению…

– Всё-таки семь. Семеро смелых. Куда бы вас посадить?

– Не понял.

– В чью-то надо комнату.

– Вы что нас захвавтили ?

– Да.

– То есть, мы теперь пленные?!

– Дошло, наконец. Semito la comedia. Как говорил один древний мыслитель. Что в переводе означает: «Какой семит это придумал»?.. Тьфу ты… Пообщаешься с Вазерфаллом, и вот пожалуйста.

– Не позволю! – Старри вскочил и побежал на Катера. Генерал выхватил нож и метнул в Старри. Нож пролетел над головой профессора, срезав локон волос, и воткнулся в стену. С ножа слетело несколько волосков Старри. Профессор потрогал голову и сразу протрезвел. – Ой, простите.

– Ну вот, всё по плану, – сказал генерал Катер, вешая на стену в кабинете профессора Даста фотографию кайзера. – И обошлось даже без крови.

– Я бы не стал делать ранние выводы, – сказал лейтенант Тючиг, стоящий в дверях кабинета.

Катер всё понял и спросил:

– Кто?

– Ральф, – выдавил из себя лейтенант и опустил глаза.

– Где?

– В палатке, у доктора.

Катер ринулся в лазарет.

Посередине лежал Ральф с расквашенным носом.

– Ральф, как ты? – спросил Катер и сел перед ним на колени. – Кто это сделал?

– Он сам, – ответил доктор, проверяя ампулы.

– Как?

– Поскользнулся и расшибся.

– Доктор, скажите честно, он будет жить? Только честно. Но учтите, жить он должен, это мой адъютант! А где я вам найду адъютанта последи тундры?! Доктор, если он не выживет, я вас в порошок, вы слышите…

– Ничего с ним не случится, – спокойным голосом ответил военный врач, который и не такие истерики отцов-командиров переживал. – От расквашенного носа ещё никто не умирал.

– А чего же он без сознания?

– Посмотрел на себя в зеркало, упал в обморок. Чувствительный он у вас. Ну ничего, пусть немного полежит… До свадьбы заживёт… А вы что подумали?..

Примерно в это же самое время солдаты окружили Фишерес. И за три часа захватили её без жертв. В деревне устроили танковую базу, загнав машины в пока пустые сенохранилища. Южнее приземлились самолёты, началось строительство аэродрома. Южнее начали строить укрепсооружения. Образуя тем самым южную часть дуги. В последующие полдня солдаты протянули в том месте колючую проволоку по периметру. Позже построили доты на севере и сразу же начали протягивать колючую проволоку, образуя тем самым укрепзону.

В деревне Фишерес изначально жили рыбаки. Кажется, никто и не вспомнит такого дня, когда кто-нибудь не приходил с уловом. В августе закрывалась деревенская школа, переставали работать магазины, больница, все уходили на озеро, с запада огибавшее деревню. Зимой жизнь не замирала. Ходили на подлёдный лов. Ели практически только рыбу. Даже меню придорожного ресторанчика состояло из сорока наименований рыбных блюд. Там даже рыбий жир подавали в рюмках. И фамилия у всех одна – Фишер (Рыбак). Поэтому полицейскому приходилось довольно просто. У него имелся штамп, которым он наносил фамилию, дописывая от руки имя.

В деревне жил мальчик, Лайонел Льюис с особенностями развития, скажем так. Было ему шесть лет. А он ещё спрашивал: «Папа, а де озеро?», «Папа, а де мама?», «Мама, а де папа?», «Папа, а это чё?» Чем безусловно надоедал жителям деревни. Поэтому родители на день привязывали его к столбу. С одной стороны, конечно, жестоко. Но с другой: во-первых мальчик никого не доставал своими вопросами, а во-вторых, осанка у него формировалась правильная. Лайонел очень любил рисовать свои инициалы на стенах, столбах, в общем на всех вертикальных поверхностях. Так как в деревне не принято подписываться фамилией, он ставил буквы от имён – две «L». Но как и все дети его возраста, буквы писал он неправильно, поэтому в деревне все его так и звали: дебил. Что в переводе означало: две неправильно написанные «L».

Лейтенант Митлейдиг с жалостью смотрел на привязанного мальчика. А тот смотрел прямо перед собой, не обращая никакого внимания на лейтенанта.

– Кто же тебя так наказал, малыш? – спросил его лейтенант.

Мальчик молчал.

– Бедный ребёнок.

Мальчик молчал.

– Твои родители – садисты, что позволяют делать такое!

Мальчик молчал, продолжая смотреть прямо перед собой.

– Давай, я тебя развяжу.

Лейтенант совершил ошибку, стоившую потом очень дорого.

Митлейдиг развязал Лайонела Льюиса Фишера. Мальчик некоторое время стоял, а потом пошёл. Лейтенант окликнул его. Мальчик продолжал медленно идти. «Наверное не понимает хазляндского языка», – подумал лейтенант. Но вдруг мальчик развернулся и посмотрел на лейтенанта. Митлендиг даже испугался.

– А? – спросил мальчик.

– Ага. Мальчик, как тебя зовут? – вспомнил свой пуссляндский лейтенант.

Лайонел Льюис промолчал.

– Мальчик, ты – дебил?

– Лайонел Льюис, – ответил наконец мальчик.

– Ну слава богу… А сколько будет дважды два? Ты знаешь, мальчик?

– Сам дебил!

– Так, – лейтенант всё понял и сел на землю в ожидании ответа. Через минуты три мальчик ответил:

– Четыре.

– Ух ты. А как ты догадался?

Через пять минут пришёл ответ:

– Помножил два на десять и получил двадцать, потом вычел из десяти два, получил восемь, потом помножил два на восемь и получил шестнадцать, потом вычел из двадцати шестнадцать и получил четыре…

Лейтенант сам замолчал минут на шесть. Прервал его мышление Лайонел Льюис.

– Дядя, вы – тормоз? – спросил он.

– А? – опомнился Митлейдиг. – Поразительное мышление.

Минуты через три молчания мальчик задал один из своих коронных вопросов:

– Дядя, а де мама?

– Не знаю. Иди домой, мальчик.