Виктор Улин - 2 наверху

Куценко нехорошо усмехнулся, Морозов что-то пробормотал.

Панин не обратил внимания.

Ухватив Веру за руку, он повел ее прочь.

У двери Панин почувствовал взгляд и обернулся.

Галина Сергеевна смотрела еще более по-матерински и молча желала ему успеха.

В темноватом коридоре был почти прохладно.

Прижав Гагатьку к стене, Панин потянулся к ее узким губам.

– Дима, ты перегрелся, – сказала она, отталкивая от себя. – Студенты смотрят.

– Студентов нет, только абитуриенты. И те полудохлые.

– Какая разница. Все равно смотрят.

– Пойдем отсюда, – сказал Панин.

Сделав вид, будто сопротивляется, Вера Сергеевна последовала за ним.

Темный матфаковский коридор бежал толчками в недолгом шампанском опьянении, выход на лестницу по левому борту открылся внезапно.

Он толкнул Веру туда, поднимался по лестнице вслед.

Математический факультет занял пятый, последний, этаж физматкорпуса, лестница привела под крышу.

Серая площадка с окном, открывающимся на полметра над полом, была в меру заплевана, в меру замусорена.

В последний раз Панин – тогда еще просто Дима-третьекурсник – стоял тут ровно тринадцать лет назад.

Ему было двадцать, столько же было однокурснице Лиечке Лифшиц с кафедры теоретической механики – высокой и тонкой, как тростинка.

Она казалась эротическим дьяволом, распространяла ауру, смывающую разум.

На студенческих вечеринках во время « медленных » танцев Лия вжималась так, словно была готова отдаться прямо тут, среди разгоряченной толпы.

Но танец кончался быстрее, чем Панин успевал предпринять шаги. А во время следующего Лия обнимала кого-то другого.

В памяти не осталось подробностей, каким образом они оказались на последней площадке под крышей.

Впрочем, Лия курила – и это оправдывало местонахождение.

В промежутки между затяжками Панин целовал ее умелые губы.

Но его руки, шарящие по кофточке, не успели по-настоящему оценить Лиину грудь.

Сейчас Лия Львовна стала Дроздовой, выйдя замуж за сокурсника Егора, работала в колледже статистики и имела дочь-школьницу.

А здесь ничего не изменилось.

Разве что вместо красных жестянок из-под кофе « Пеле », куда курильщики ссыпали пепел, под ногами стояли банки от какой-то « Народной » марки.

– И что мы тут будем делать? – спросила Вера, насмешливо глядя на него.

– Ничего, – ответил Панин и двумя руками взял ее за самое притягательное место.

Сквозь тонкую ткань блузки ощущались ребра бюстгальтера – равномерно многочисленные, как швы на носовом элементе самолета.

– У тебя приятная грудь и я тебя хочу, – честно сказал он.

– Ничем не могу помочь, Дима, – голос ассистентки звучал ровно. – Я девственница.

Где-то снизу – на пятом этаже, пролетом ниже – вспыхнули молодые голоса.

Там бродили абитуриенты, которым жизнь казалась сплошным весельем.

А тут воняло застарелым табаком.

Девственниц в его жизни оказалось ненужно много.

– Пошли отсюда, – отрезвев, сказал Панин и первым пошел вниз.

Матфаковский этаж таял в летнем сумраке.

– Будь здорова, Вера, – проговорил он. – Я не буду возвращаться. Устал, как собака. А ты развлекайся шампанским, пей и веселись. Извини, что погорячился.

– Ничего страшного, Дима, – спокойно ответила Гагатька. – От жары еще и не то случается. Поезжай домой и встань под холодный душ. Все как рукой снимет.

– Спасибо за совет, – Панин улыбнулся и сухо поцеловал ее в лоб.

В дальнем конце коридора мелькнули черные ноги под светлым платьем, но он не обратил внимания.

Он слишком устал от всего: от жары, от экзамена, от неудовлетворенности, от недописанной докторской, от того, что до сих пор не стал доцентом, от чего-то еще – гнетущего и темного, лишающего сил.

Хотелось скорее оказаться дома, в самом деле принять душ, выпить водки и отключиться от злобы дня.

-…Дмитрий Викентьевич!

Панин обернулся.

По пологому тридцатиметровому крыльцу физматкорпуса – на которое, по слухам, университет списал миллион рублей – спускался доцент Куценко.

– Я, Федя, я! – ответил он, останавливаясь.

Шаляпина некоторые недолюбливали из-за хохляцкой манеры подтрунивать, но Панину он нравился.

– Ты домой?

– Нет, к цыганкам в « Яр », – он отер пот со лба. – Домой, Федор Иваныч, куда же еще? А что?

– Поехали, подвезу, – предложил Куценко, качая на пальце брелок в форме тигриного клыка. – Чем на автобусе час париться.

– Федя, я в Сипайлове живу, – возразил Панин. – А ты вроде в Зеленой Роще, нам разве по пути?

– Ну да, я в Зеленке…

Доцент нажал кнопку – стоящая в ряду других серебристая корейская машина узбекского производства мигнула фарами, проскрежетала и завелась.

–…Но сейчас мне надо в твою Сипуху. Так что поехали.

– И что ты там забыл? Хотя догадываюсь. Не « что », а « кого ».

– Мастерство не пропьешь! – Шаляпин ухмыльнулся. – Правильно мыслишь, Дмитрий Викентич.

Куценко и в студенческие времена был отъявленным бабником, хотя, в отличие от Горюхина, всегда действовал аккуратно.

Обузданный семьей и двумя детьми, он не бросил привычек.

– Ну если правильно, то подвези, – согласился Панин. – Буду тебе очень благодарен.

Ехать даже в крошечной машинке, напоминающей унитаз на колесиках, было лучше, чем провести час среди людей, которые моются раз в неделю.

– Немного поторопился заводить, – вздохнул Куценко, когда они спустились на стоянку. – Жара и душно, придется постоять с открытыми дверьми. В этом пидарасном « Матизе » нет даже кондиционера, следующую тачку буду брать с климат-контролем.

– Ты молодец, Федя, – сказал Панин, бросив свой портфель вслед за куценкинским на заднее сиденье. – Своя машина – это своя машина. Куда захотел, туда поехал.

Вздохнув, он подумал, что, имей транспорт, мог бы время от времени уговаривать Галину Сергеевну на визит.

– Ну а ты что отстаешь? – спросил Куценко. – Ездишь пешком? Давно бы мог купить, тем более, у тебя и семьи нет.

– Куплю, Федя, через год. Все спланировано и все под контролем. Еще одна приемная кампания – и мне хватит на машину. Думаю взять что-нибудь вроде « Джетты », с автоматом и всеми опциями.

– Уважаю, Викентьич, – Куценко кивнул. – Только долго не тяни. Говорят, в будущем году приемные экзамены отменят, ЕГЭ будет одновременно выпускным и вступительным.

– Как, уже в девятом? Вроде разговоры шли, что с тринадцатого? И мы еще успеем обзавестись машинами и поменять квартиры.

– Не знаю, Дима, не знаю. За что купил, за то и продаю. Но в отделе образования о том говорят всерьез. И если так сделают, мы будем лапу сосать, а машины и квартиры станут менять школьные учителя.