Максим Петросян - Река несчастья

Отперев несколько ящиков я нашёл рисунок, завёрнутый в несколько раз. Я раскрыл его и звуки бумаги заполнили всё пространство вокруг. Из открытого окна слышались звуки смеха соседей которые уже собрались. Я плавно повернулся к своей кровати, и Рей тотчас посмотрел на меня, и на рисунок моих руках. Я подошёл к кровати и плюхнулся на неё, и протянул рисунок ему, пока я лежал на спине, а он сидя на краю кровати взял его.

Свет от солнца освещал не только всю комнату, но и лицо Рея. Оно выглядело и сияло как золотая монета. Я же, был в тени от окна, и лишь глядел на него, пока он внимательно рассматривал рисунок себя. Не знаю что именно я чувствовал, я хотел чтобы ему понравилось, боялся что он не поймёт зачем я нарисовал его, и множество другого. И каждая секунда ожидания его ответа морозила меня, хоть и температура сегодня была больше тридцати. Всё плавилось от жары, но только не карандашные зарисовки. Наконец, он заговорил, перед этим приняв такую же позу, что и я.

– Как давно ты рисуешь?

– Пару лет, когда нечего делать это спасает.

– Неудивительно, потому что мне очень нравится.

– Правда? Я боялся что тебе может не понравится.

– Конечно. Если говорить честно, я никогда не видел себя с такой стороны. Такое чувство, что ты даже не зная меня, нарисовал меня так, будто знаешь обо мне всё.

Пока мы говорили никто из нас не смотрел друг другу в глаза. Мы оба устремились в потолок, боясь увидеть лицо другого. По крайней мере, я боялся.

– Можно я оставлю его себе? – он звучал немного стеснительно.

– Я не против. – я был полностью не против, польщён, и опущен в красную краску.

Так мы провели половину вечера, но позже нам сказали выйти и хотя бы поприветствовать всех. Как мне рассказал Рей, раньше он знал что каждый год в нашем доме проводиться что-то в роде встречи соседей, но всякий раз появлялись проблемы, и прийти он был не в состоянии по многим причинам. Но в этот раз, он знает лично меня, и прийти сейчас, казалось, более менее логичным, и ничего ему не мешало.

Мы вышли на заднюю веранду, с выходом в сад, в котором расставили несколько столиков посередине и ещё меньше по краям. Кто-то сгруппировался, пил, курил в сторонке, и пару тройку пар танцевали вместе, рука об руку, щека к щеке.

Перед тем как подойти, я спросил у Рея, хочет ли он чтобы я представил его всем тут.

Он согласился, потому что о его семье тут помнят лишь самые старые жители. А новые, не очень интересовались им, после новости о смерти отца.

Так, мы обошли практически всех, каждый раз спрашивая как дела, как дети, у некоторых внуки. Все с добротой жали руки Рею, а он застенчиво улыбался. По его поведению, можно было догадаться что ему непривычно всё это.

Начало темнеть, и жара ушла на второй план. Прохладный ветерок тормошил юбки платьев, листы на маленьких персиковых деревьев, и шторы ведущих на веранду стеклянных дверей, которые полностью открыли, чтобы быстро приносить закончившуюся выпивку, и продуть дом.

Гости начали расходиться, и я с Реем решили поплавать в отдалённом от толпы бассейне, в котором сегодня утром был я. Мы сняли наши кроссовки, и бросили их у запасного входа, и босиком побежали. Сначала трава гладила мои пятки и ступки, потом мы приблизились к бассейну, и трава заменилась твёрдым сухим камнем. Чем ближе мы были, тем влажнее становились камни, по которым часто бегают мокрыми ногами, оставляя водные следы.

Я оголил торс, и после свои ноги. Рей же был в средних шортах и майке без рукавов, которые он аккуратно сложил на одну из стенок бассейна. Я провёл своей рукой по воде, и тем самым разогнал малюсенькие волны, которые как домино удалялись дальше. Рей, увидев это, сделал также. Вода чувствовалась приятной, и те её капли, оставшиеся на ладонях, постепенно капали обратно.

Мы оба погрузились в теплую воду, наполовину держа свои руки на стенках. Было так хорошо, что все слова были лишними. Именно сейчас, я чувствую себя так близко к другому человеку, физически, и морально. Я так мало знаю о его жизни, прошлом, но наша близость была уже тогда, в незнании и неведении я чувствовал это, и надеялся что он тоже. Деревья уже практически не двигались, свет поменялся местами с темнотой, и я решил взять инициативу в свои руки, и заговорил.

– Как тебе вечер?

– Было интересно, но если бы не ты, я в жизни бы сюда не пришёл.

Мы оба посмеялись, и под грузом наших тел вода качнулась в стороны, создавая мелкие волны. Он также смотрел на меня, пока всё вокруг смыкалось и темнело мы загорались как спички.

И в тишине вечера, он начал петь в пол голоса – О, чтобы увидеть без помощи глаз…

Я продолжил, поняв что именно он поёт.

– Тот первый раз, когда ты поцеловала меня, безутешного, когда я плакал…

Наши голоса соединились и слились друг с другом точно как вода, ведущая к этому бассейну из узкого рудника.

Вскоре мы допели.

– Рей, а ты веришь в бога?

– Ну, Бог может быть и есть, но даже если нет, меня это не очень заботит. Вот моя мать религиозна от ступней до мочек ушей. Вера многим помогает принять жизнь, и смерть.

– А во что ты тогда веришь?

Было заметно как он призадумался, и отвел не сразу ушёл из его уст.

– В жизнь.

Мне очень нравилось всё что он говорит. Каждое его слово, не относительно от длинны, звучало мудро, и манило меня в неком роде. Я прислушивался ко всему что он говорит, и единственное что я мог сделать после его ответа на вопрос, так это задать ещё один. Наша близость не была одно минутной, она длилась и сейчас. Нас связывали не какие-то чары магии, или даже красоты ночного лета, а мы сами. Не знаю что он нашёл во мне, но в нём я нашёл всё. Несмотря на то, что знал я мало, он открывал мне глаза на всё, таким малым количеством слов. Мы общались всегда, даже когда молчали, вербально, смехом, взглядом, руками и телами.

Птиц уже не было слышно, все разошлись, и Рею надо было тоже. Я проводил его до выхода, где с ним попрощались и мои родители, которые поблагодарили его за то что он пришёл. Он им нравился. У меня с ними много общего.

Когда я лёг в свою кровать, я вторую ночь подряд думал о нём. Теперь у меня в голове засела песня его отца, он сам, соседи. Я хотел думать обо всем этом, но концентрируясь на одном, вспоминал что есть первая и последняя строчка. Всё время я был в пучине, состоящей из слов. Я вспоминал его слова, пытался найти в них новый смысл, думал о том что он забрал рисунок. Он понравился ему, а он нравится мне.

На следующее утро, когда я проснулся, в доме не было слышно никаких звуков. Ни пианино, ни готовящаяся еда на плите, ни разговоры, всё как будто замерло в пространстве, и эту идиллию редко нарушали птиц, то тут и там, пролетавшие около моего окна, с дерева на дерево. Солнечные лучи освещали всё так, что летающая пыль становилась видимой, пока я одевал короткие бермуды, и летную сорочку. Я не застигнул все пуговицы, и вырез открывал мою верхнюю ключицу, которая плавно, но с резкими впадинами, переходила в шею. Сегодня я не собирался бездельничать, просто лежа в гамаке за домом, попивая стакан свежевыжатого сока. Хоть это и манило меня, и неистовая жара уменьшало моё желание, и заставляло ноги шагать медленней, а мозг переставать думать, находясь лишь в поисках тени. Даже так, я был как газированная вода, налитая в стеклянный стакан, по стенкам которого образовались пузырьки, заряжен. В горле я всегда чувствовал влажность, и это придавало мне некие силы, исходящие откуда-то издали. Может это всё Рей, может я сам, или обстоятельства, но я был готов ко всему, и сам жаждал освежиться холодной водой реки, окунуться в её дебри, пробежаться по зеленному полю, залезть на дерево и спуститься на каноэ.