Сергей Николаев - Невский Переплёт

***

…Давайте знакомится, Друзья! Тот самый «гаишник», что сегодня был вычеркнут из списка премированных, это я – Тарасов Геннадий Павлович, собственной персоной. Чуть больше десяти лет назад, я стал курсантом престижного факультета Ведомственного ВУЗа, и даже хотел стать «опером», а оказался в рядах «дэпээсников», к которым всегда относился прохладно и снисходительно, считая эту работу слишком банальной и скучной. Только вот поработав пару лет – я понял, что работа эта на самом деле не такая уж и простая, как казалось на первый взгляд. И очень даже важная. Все бы было ничего, вот только в последнее время, мне частенько случается оказываться в нелепых ситуациях. Эти глупые стечения обстоятельств не раз грозили мне увольнением с работы, которая вот уже восемь лет была моей добровольной рутиной.

Мне скоро стукнет 30 лет, поэтому я стал иногда задумываться о том, зачем я живу и что смогу после себя оставить на этой планете. Наверно, если бы у меня была подруга или жена, она помогла бы прояснить многое. Но к сожалению я был одиноким бобылем. Близкие мне женщины – мама и обе бабушки списывали всю мою мимолетную хандру на нехватку витаминов и ужасное питание фаст-фудом. Но имелись и мнения более глубокого содержания.

С полгода назад, возвращаясь со службы, я наткнулся на соседа – Кондрата Плешкова. После ритуальных рукопожатий он увлек меня к стоявшему во дворе столику. В руках у него был алюминиевый бидон с брагой, из которого он изредка отхлебывал. Кондрат Степаныч находился в «стадии поговорить». Поэтому сразу после короткого разговора за жизнь, он без обиняков вымолвил, многозначительно подняв палец кверху, что скоро у меня наступит стандартный кризис среднего возраста. Это вроде как будто у тебя кончилось юношество и ты на пороге взрослой жизни. «Ты, понимаешь ли, будешь обуздан процессом глубокой рефлексии и выводы о бессмысленности бытия будут погружать тебя в скепсис, навевая хандру. Хандра, она понимаешь ли, лишает человека смысла жизни! А лучшее лекарство от хандры – это жидкий хлебушек, то бишь «беленькая»! – вещал мой сосед, прищурив глаза и качая головой, как китайский болванчик. Кондрат через двадцать минут беседы был уже под хорошей «мухой», поэтому его бредни я слушал в пол-уха, косясь на пути отхода от доморощенного философа. Лишь позже, меня действительно стали одолевать вопросы о моем «бытие», которые не имели внятного и однозначного ответа. Решать же эти ребусы, по совету Кондрата, с помощью «огненной воды» меня вовсе не прельщало.

«Эх, давненько что-то я не был в отпуске, пора бы и отдохнуть», – думал я вслух, шагая в сторону дома. На плечах скопилась усталость от вечно недовольных граждан или таких истеричных индивидов, как сегодняшняя дамочка. Как ее там? Воронина.

Вечер сегодня пах мокрой листвой, приглушенными звуками магистрали оставшейся далеко позади, водой Невы, зябкой луной и сном. Еще усиливался запах зимы, освежающий и приятно щекотавший ноздри. Осень-Мама-Тишина – это то, что кружилось в голове, пьяня теплом и покоем. Баюкающей тишиной осенней квартиры, где стеллажи со старыми книгами обещали сладостное погружение в детство. Без тревог, волнений и запахом утренних блинов. Впереди возвышались старые железобетонные арки разобранного моста, выглядевшие в сумраке еще более величественными, чем при дневном свете. День проведенный в нервозе и бабушкины постряпушки перед глазами давали о себе знать, и я уже с трудом волочил ноги, сожалея о том, что решил пойти пешком, а не поехал с Валерой. Чтобы срезать расстояние до дома и двинулся в сторону старых ферм Володарского моста. Место было нелюдное и темное, но луна светила уже так ярко, что можно было собирать иголки.

Ступая по обмякшим листьям, я вяло обдумывал то, как объяснить маме, что из-за выговора, я не получу премию на день полиции. Я очень рассчитывал на эти деньги, потому что у мамы предстоял юбилей, а я уже присмотрел ей на подарок дорогую Мединиллу. Об этом цветке моя родительница мечтала всю жизнь… Мысль прервалась. Внезапно я замер. Впереди, на ребре арки моста, на высоте семи-восьми метров, стоял человек. Остановившись, я пытался разглядеть очертания фигуры. В ярком свете луны и отблесках Невы, эта задача оказалась не такой простой. Сердце заколотилось. Еще не разглядев кто это – мужчина или женщина, я уже чувствовал, что впереди веет непоправимой человеческой глупостью. Так бывает во время пожара. Когда его еще не видно, но жар уже до тебя докатился. Человек занес ногу над пропастью, словно проверяя ее на прочность.

Глава №4. Отчаянный и отчаявшийся.

Когда грустишь в одиночку,

Зеркало удваивает одиночество.

Альфред Кинг

– А ты знаешь, Филипп, я другого и не ожидала! – Ольга скрестив руки скептически разглядывала мой вид «побитого пса» в мокрых штанах. – Ты показал себя первосортным… «мямлей» и «лузером»! Мне уже написала Агнесса о твоих «блеяниях». Серьезный человек потратил на тебя время, а ты нес какой-то «бред сивой кобылы». Да, разумеется – это тебе не мазней на стенках заниматься и с «тарзанки» скакать. Нужно было тщательнее готовиться!

– Оля, н-но эт-тто же т-твоя ид-дея была м-м-меня т-туда от-т-тправить! Эт-та м-м-мадам м-меня ос-с-скорбила в-в-вобще-то!

– Знаешь, что, Крайнов, мне надоело думать за тебя! Я уже два года толком не отдыхала! Мне приходиться пахать, как лошадь – мыть, стирать, готовить – пока ты лазишь по крышам и халтуришь за гроши в магазине! Брал бы пример с отца – взял бы площади в аренду, занялся расширением бизнеса! Уверена, Михаил Георгиевич был бы этому только рад! Короче, достала эта твоя «мышиная возня»! Я, как только узнала о твоем очередном «приступе идиотизма» – сразу купила путевку в Турцию. Без тебя!

– К-как б-б-без м-меня!

– А вот так! Надоел ты мне «бесхребетник»! Забирай свои манатки и вали к мамочке! Там можете порисовать, попеть и поплясать. Заодно и с Сиффреди со своим выспишься вволю!

Внезапно ее запал потух. Оля устало присела на край стула и отодвинула от себя на всякий случай тарелку. Уже мрачно, она констатировала: «Твоя инфантильность и безалаберность – это даже не проблема – это твой диагноз! Состояние растяпы и «неудачника», в котором тебе прекрасно существуется. Мы слишком разные для серьезных отношений, поэтому сумка с твоими вещами в комнате. Если что-то забудешь – заберешь позже. Ключи у тебя есть. И, кстати, веревки с красками тоже не забудь. Мне они нафиг не нужны!»

– Это альп-п-пинистская с-с-снаряга, во-о-о-обще-то, а не в-в-веревки!

– А мне п-п-похеру! – передразнила она угрюмо.

…Небольшая преамбула. Заикаться я стал еще в школе. Тогда зимой, на спор с одной очкастой Вороной, мне пришлось лизнуть железную решетку во дворе. Язык естественно прилип и в попытке отклеить его, я с перепугу дернул сильнее, чем надо. Кровь хлестала, как из ведра. Язык онемел и три недели я сидел на жидких кашках и бульонах. Когда все зажило, выяснилось, что у меня появилась особенность. Я стал заикой. Мама водила меня по врачам и даже докторам наук, но все было тщетно. С годами заикание стало не так заметно, но стоило мне психануть или переволноваться, как сразу речевая проблема давала о себе знать.