Ольга Брюс - ИнтернатовскаЯ. Повесть

Егор плёлся по тропинке, испытывая головную боль и жажду.

«А почему это батьке можно было, а мне – нет? – думал про себя мальчик, шатаясь. – Я тоже могу, я же мужик».

Подходя к дому, Егор почувствовал, как к горлу подступает недавно съеденный малосольный огурец. Он остановился, схватившись за горло.

– Ой, поглядите-ка! – из-за соседского забора послышался голос Нади. – Я же говорила, таким же станет, как и Васька! Ещё в школу не пошёл, а уже брагой балуется! А-ха-ха!

Ирина не стала устраивать перебранку на дороге, закусив губу, молча вошла в дом.

– Машка! – крикнула с порога, скидывая калоши. – Иди сюда!

Маша вышла в кухню, предчувствуя неладное.

– Почему Егор шляется, где попало, а? – замахала руками мать. – Ты куда смотрела?

– Мама, он не слушает никого… – опешила девочка, глядя на брата, которого болтало из стороны в сторону.

– Ты старшая, обязана приглядывать! Ты зачем сюда приехала, а? – Ирину затрясло. Решив выплеснуть всю злость на старшую дочь, пригрозила. – Завтра же поедешь в интернат! Помощи от тебя не дождёшься! Только и ходят туда-сюда, сладенького выискивают, как вы мне все надоели!

– Сдурела? – позади матери показалась голова отчима. – Чего брыкаешься на девку? Она-то тут причём? Сто раз тебе говорил, пора браться за хулигана, да пожёстче, но нет – маленький ещё! Только и слышу: «Машка да Машка», а мальчишки беспризорниками растут! Это Федька ещё ничего не выдаёт, но, глядя на братца, скоро начнёт кренделя выписывать. Ты сейчас должна Егору всыпать по первое число, а сама на дочку орёшь, будто она тебе неродная!

– Молчал бы уж! – Ирина перекинулась на мужа. – Были бы свои, а то своих мы не хотим, а вот чужих воспитывать в раз!

– Не-е, так дело не пойдёт, – вскипел Митя, схватив рабочую ветровку. – Надоело слушать эту ересь. Разбирайся сама, а ко мне не лезь…

Накинув на плечо ветровку, широким хромым шагом двинулся на улицу. Ирку как кипятком ошпарили. Сообразив, что сейчас может потерять самого лучшего мужика в мире, какого она только встречала, бросилась догонять.

– Митенька, подожди, куда ты?

– Фу, чем от тебя пахнет? – Катя, услышав крики матери, вышла посмотреть. Подойдя к брату, сморщила лицо. – Так от батьки нашего воняло.

– Не твоё дело, – Егор отпихнул в сторону сестру и полез на печь. – Взрослый уже.

– Взрослый, – прошептала Маша, поглядывая на босые грязные ступни мальчика, не успевшие скрыться за занавеской. – Вечно мне из-за него попадает.

– Ничего, – Катя погрозила кулаком на печь. – Встанет – я ему задам.

В доме повисла нагнетающая тишина. Катя и Маша вернулись в комнату дочитывать сказки. Устроившись поудобнее на кровати, Маша открыла книгу.

– Слышишь? – кивнула в сторону окна. – Мамка ругается.

Прислушавшись, девочки притихли.

– Ну, куда ты, куда на ночь глядя? – причитала мать, не выпуская мужа со двора. – Митенька, опомнись. Повздорили малеха, бывает.

– Уйди сказал, – убирая руки Ирины, мужчина отворачивал лицо. – Не могу слушать твои вопли. Да какая ты мать после этого? Одних гоняешь, другим пряники подсовываешь?

– Какие пряники? – наблюдая за плаксивой сценой, переглядывались сёстры.

– Разве можно мальчишек утруждать? – Ирина глотала слёзы. – Вырастут – наработаются ещё.

– Ох, и глупая же ты, – покачивал головой муж. – Лодырями вырастут. Потом сама и плакать будешь.

– Митенька, ну прости меня. Я всё исправлю, только не уходи, богом молю.

Мужчина сдвинул брови к носу, постоял несколько секунд и, развернувшись, поковылял к сараю.

– На чердаке сегодня сплю. А ты чтоб девок не обижала.

Взобравшись по кривой лестнице на чердак, Митя захлопнул дверцу.

– Вот и славненько, – успокоившись, Ира ополоснула лицо из бочки. – Ночуй там, покуда я проведу воспитательную беседу.

До темноты мать отчитывала Машу и Катю за младшего брата, грозила, ругала и раздавала оплеухи. Егор же был предупреждён: если не прекратит проказничать – будет работать с раннего утра до позднего вечера. Ложась спать, сёстры договорились смотреть за братом в оба. Егор уснул сразу, как только мать отстала. Сама же Ира в эту ночь не ночевала в доме.

Вернулась она рано утром с первыми петухами. Счастливая и довольная.

Первой проснулась Катя. Сладко зевнув и потянувшись, она тихонечко встала, бросила взгляд на кровать, где спали Федя и Егор, взглянула на Машу и на цыпочках вышла в кухню.

– Ты чего так ранёхонько? Иди спи, – мать разогревала сковороду на керогазе. – Или ты голодная?

Слушая ласковый голос матери, Катя немного опешила. Что это с ней? Какое странное поведение… За свои неполных девять лет Катя не припомнит, чтобы мама вела себя подобным образом. Если так подумать, её характер можно сравнить с неодушевлённым предметом неизвестного пола. Катя замечала, какие мамы у её подруг: улыбчивые, нежные, с красивым убаюкивающим голосом. Ирина же абсолютно на них непохожа – не мужик, не баба, так, что-то среднее. Ласки от неё не дождёшься, а похвалы – тем более.

– Чего застыла? – выходя в сени, Ирина попутно приобняла дочь и поцеловала в лоб. – Сейчас яичню пожарю.

Катя не воспринимала происходящее всерьёз. Несколько раз протерев кулаками заспанные глазёнки, нахмурилась. И что это было? Неужто маму подменили? Нет, скорее всего, это сон, красивый такой, добрый сон. Не сходя с места, девочка дожидалась маму, пока та вернётся. Минута, и Ирина показалась в открытой двери. В руках она несла яйца и банку с прошлогодними солёными огурцами.

– Ну, ты чего такая? – улыбка с лица матери не сходила. Поставив на стол будущий завтрак, Ира ещё раз подошла к дочери и аккуратно провела рукой по её светлым спутавшимся волосам.

– Приду с работы и такой вам пирог испеку, – лицо женщины светилось от счастья, – пальчики оближете.

– Угу, – кивнула головой Катя и убежала в комнату. Запрыгнув на кровать, девочка начала трясти сестру, приговаривая шёпотом. – Машка, Машка, вставай. Хватит дрыхнуть. Тут тако-о-е-е…

– А? – Маша нехотя приоткрыла глаза и вздохнула.

– Вставай, говорю. Там мамка…

– Что с ней? – испугавшись за мать, Маша резко села.

– Т-с-с, тихо, – приложив указательный палец к губам, Катя дала понять – кричать не нужно. – Слышишь?

Девочка замолчала и вытянула шею. Маша повторила за сестрой, вытянувшись ещё сильнее.

Удивительно, но мама в кухне пела песню, русскую народную, какие поют за столом по праздникам или в поле после окончания рабочего дня.

– Мама? – у Марии округлились глаза. С открытым ртом девочка слушала певчий голос матери.

– Угу. Её не было ночью в доме, – прошептала Катя в самое ухо сестры. – Я сама видела.

Это было, наверное, самое счастливое утро за всю короткую жизнь девчонок. Мать накормила детей завтраком, приласкала, каждого поцеловала в темечко и, попрощавшись, ускакала на ферму. Даже Егоркин вчерашний проступок забылся, словно и не было ничего.