Игорь Евтишенков - Римская сага. В парфянском плену

Кхабж выполз задом из шатра и с невиданной прытью понёсся к наложницам. Он ворвался в шатёр, как ураган, держа в руках мешок. Возмущённая его грубостью Коринтия преградила ему путь и хотела что-то сказать, но он с такой силой оттолкнул её в сторону, что она отлетела в сторону и подвернула руку. Безумный взгляд евнуха вселил в неё ужас. Наложница замерла и не дышала, пока тот расшвыривал остальных девушек. Те с ужасом разбегались в разные стороны и испуганно жались по углам. Когда он, наконец, добрался до Лейлы, та кормила грудью ребёнка, что-то напевая ему на своём родном языке. Не дав ей опомниться, он накинул на голову мешок, обвязал вокруг горла верёвку и, упёршись коленями в грудь, сдавил изо всех сил. Раздался короткий хруст, и через мгновение всё было кончено. Ребёнок ещё продолжал искать грудь матери губами, но Кхабж схватил его за ноги и потащил на свет. Прямо у входа евнух положил его на землю, достал нож и стал дёргать младенца за ноги, пытаясь развести колени в стороны, чтобы подвести лезвие под нужное место. Он несколько раз промахнулся мимо оттянутой кожи и порезал себе палец, даже не вспомнив о том, что в таком возрасте мальчиков никогда не кастрируют. Но страх был сильнее разума. Перепачкавшись своей кровью, он, в конце концов, зажал визжавшего младенца между ног и отрезал кожу в том месте, где обычно у малышей должны были находиться ещё не совсем заметные яички. Затем Кхабж занёс визжащего ребёнка в шатёр и бросил его рабыне-кормилице:

– Отвечаешь за него головой! Если умрёт, лучше сразу перережь себе горло! – с этими словами он вышел из шатра и нетвёрдой походкой направился к палатке евнухов. А позади ещё долго слышался крик ребёнка и причитания наложниц, оплакивавших судьбу несчастной Лейлы.

Паркое, душное зловоние от огромного количества людей и животных расползлось по улицам плотным смрадом. Хмурое утро не предвещало жившим в столице Парфии людям ничего хорошего. С берегов Тигра в город поднялся плотный туман, и теперь здесь ничего нельзя было различить на расстоянии нескольких шагов. В рваных клочьях туч растворились даже цветные купола дворца сатрапа. Но визирь Сурена не обращал на это никакого внимания. Он приказал слугам собраться ещё ночью, сразу после пира, где все, включая Пакора и старейшин, пили и смеялись, пока не заснули там, где сидели. Некоторых из наиболее пожилых гостей пришлось уносить на коврах – они не могли шевелиться, не то что идти. Сурена мало пил, но всегда поднимал чашу, когда очередной вельможа с блаженной улыбкой на губах и искрами зависти в глазах произносил тост в честь сатрапа и, естественно, визиря. После того, как все гости разошлись, или, скорее, разлеглись по разным местам, к нему подошёл Абгар.

– Великий победитель римлян покидает столицу? – вкрадчивым голосом спросил он.

– Да, – кивнул визирь и прищурил взгляд. Напоминать ему о словах Пакора не было смысла – араб сидел рядом и всё слышал.

– Мои кони готовы идти по твоим следам, – как всегда, осторожно произнёс Абгар.

– Зачем? – удивился Сурена. – У тебя дела в Экбатане? Или просто это по дороге в твою столицу?

– Экбатана лежит в стороне от моего города, – ответил арабский царь, – но в этом городе находится человек, который может изменить дорогу всей моей жизни. И чем раньше на ней осядет пыль, тем быстрее моё сердце обретёт покой.

– А-а, ты о дочери, – улыбнулся визирь, вспомнив Заиру. Абгару было неприятно видеть такое снисхождение, но он ничем не выразил свои чувства. Сурена пожал плечами и сказал: – Ну что ж, следуй за нами. Мы поедем через Бисутун и Конхобар. Остановимся на юге Экбатаны.

– Мы будем готовы, о, великий победитель римлян, – тихо произнёс Абгар и поклонился. Через мгновение его уже не было.

Заира выглядела уставшей и всё время молчала. Она прятала взгляд, и отец сразу заметил это. Он решил пока ничего не спрашивать и подошёл к Хантре, которая с бледным лицом лежала в углу комнаты. Старый купец, в доме которого они остановились, прислал свою повитуху, которая не только принимала роды, но и лечила всех его родных. Толстая, но проворная женщина сразу же подбежала к старой служанке и стала что-то шептать. Потом она пододвинула светильник и посмотрела ей в глаза, осторожно оттянула веки, поцокала языком и потрогала мочки ушей. Хантра открыла глаза.

– Что с тобой? – тихо спросил Абгар, продолжая краем глаза наблюдать за дочерью. Та делала вид, что разбирает какие-то вещи, но часто вздыхала и по-прежнему смотрела в пол.

– Грудь болит, – пробормотала Хантра. – Тяжело дышать.

– Что же ты так? – с удивлением покачал головой он.

– Не знаю, испугалась, может, – голос был слабый и еле слышный.

– Душа у неё заболела. Надо ветки верблюжьей колючки заварить и выпить, – сказала знахарка. – Губы синие. Давит ей грудь, вот и тяжело. Сейчас сбегаю, принесу, – засуетилась она и поспешила к двери.

– Воды принеси сначала! – приказал Абгар, и та, заискивающе улыбаясь, исчезла за пологом.

– Старая я уже, наверное, стала, – как бы оправдываясь, прошептала Хантра.

– Ничего, поживёшь ещё, – он положил руку ей на плечо и кивнул в сторону Заиры: – Что с ней?

– То же самое, – вздохнула сестра. – Сердце болит.

– От чего? – нахмурился он. – Говорил, не надо смотреть. Э-эх…

– Не это, – прошептала Хантра. – Свадьбы боится. И встречи с сатрапом, – Хантра многозначительно подняла брови, но Абгар ничего не понял.

– Как боится? – в его голосе прозвучала растерянность – Ты что несёшь?

– Подожди, – дыхание старухи стало прерывистым, и она на какое-то время закрыла глаза. Абгар посмотрел на Заиру. Дочь стояла у окна, прижав к груди покрывало, и кусала губы. Щёки у неё раскраснелись, и этот румянец постоянно менял оттенок – от нежно-абрикосового до цвета спелой вишни. Он ещё никогда не видел её такой взволнованной. Сестра приоткрыла глаза и повернула к нему голову. – Вчера сказала мне, что боится первой ночи, – одними губами прошептала она. Абгар озадаченно хмыкнул и сдвинул брови. От сердца отлегло. Он хотел что-то сказать, потом передумал, затем снова открыл рот и снова ничего не сказал. Может, это и страшно, но все девушки боятся этого. Что ж тут такого? Заиру надо было успокоить, но он не знал, как это сделать.

Вскоре вернулась толстая повитуха. Она опустила перед ним мешок с водой и сразу же занялась Хантрой: подложила ей под голову несколько подушек, протёрла лицо, дала понюхать мешочек с сухой полынью и отошла за горячей водой, чтобы заварить красные цветки какого-то растения.

– Ладно, пойду поговорю с ней, – чувствуя себя ненужным, произнёс Абгар. – Завтра утром выезжаем в Экбатану. Все вместе. Пакор приехал за Суреной. Ород зовёт его к себе. Мы поедем за ними. Тебя здесь не оставлю, – он встал и подошёл к Заире.