Игорь Евтишенков - Римская сага. В парфянском плену

– Хорошо, тётя, – задумчиво протянула Заира. – Я всё поняла. Сделаю, как ты сказала.

– Лучше делай так, как скажет сатрап. И улыбайся. В постели не отворачивай от него лицо. Поняла?

– Да.

– Так, теперь дальше слушай! Завтра утром, когда поедем, я лягу поспать немного. Дорога длинная. Вот, смотри, знахарка принесла траву для сна. Разведёшь утром полщепотки в воде и дашь мне выпить. Только не больше, слышишь? А то помру. Поняла? – она выжидающе посмотрела на Заиру. Девушка кивнула головой, не спуская глаз с мешочка в руках старой служанки. – Делай всё медленно. Не спеши. Нос завяжи платком, когда будешь насыпать. Мелкая очень. Не вдыхай! Поняла? Потом положи её в два мешочка и завяжи в платок. Найди кожаный и спрячь туда. Так надёжней будет, – она отдала ей узелок и, откинувшись головой на подушки, тяжело задышала. Заира молчала и задумчиво смотрела на лёгкий комочек ткани, который лежал у неё на ладони. И в голове у неё рождались мысли, далёкие от того, что попросила её сделать тётушка Хантра.

За то время, пока воины Сурены гнали пятнадцать тысяч пленных в столицу Парфии, в римской провинции Сирия произошли большие изменения. Квестор Гай Кассий сумел добраться до Зевгмы, где собрал оставшихся легионеров. Их набралось чуть более четырёх тысяч. Эгнатий Аврелий Тит, сбежавший со своими всадниками с поля боя, был объявлен предателем. Для жителей этой провинции тоже наступили тяжёлые времена. Кассий назначил себя временным наместником и стал собирать налоги. Помимо этого он объявил принудительный набор в армию. Теперь уже откупиться от этой повинности никто не мог. В результате предпринятых мер, у него появились два легиона пехоты и полторы тысячи всадников – всего около десяти с половиной тысяч человек.

Но перед этим он отправил в Рим посланника с известием о поражении Марка Красса и полном разгроме армии. Для этой цели был выбран центурион Марк Октавий, который чудом выжил в первый день под Каррами, потом оказался одним из двадцати легионеров Варгонта, которых отпустил живыми парфянский визирь Сурена, и, наконец, именно ему удалось в последний момент вырваться из кольца парфянской конницы благодаря приказу Лация.

Гай Кассий долго беседовал с ним перед отплытием и предупреждал, что разгневанные сенаторы могут принять любое решение. Причём, даже в отношении него самого. Но центурион был готов ко всему. Он считал, что в поражении есть часть его вины, и не снимал с себя ответственности за то, что остался жив. Он оказался настоящим римлянином, и Кассий со спокойной душой отправил его в Рим. Этот человек не стал бы врать и выгораживать себя, стараясь избежать наказания. Большего нельзя было и желать.

В Риме тем временем шла внутренняя борьба между двумя партиями. Семь месяцев безвластия, когда город оставался практически без управления, закончились предложением Сената выбрать Гнея Помпея диктатором для восстановления порядка. Но Помпей испугался, что у народа ещё сильны воспоминания об ужасных временах единовластного правления Суллы. Он отказался от диктаторства и вместо этого ввёл в город свои войска, чтобы обеспечить выборы новых консулов и других городских магистратов. Так консулами стали небезызвестный Марк Валерий Мессала Руф, отец Эмилии Цецилии, и Гней Доми́́тий Кальвин.

Жизнь в Риме начала постепенно налаживаться, но через полтора месяца после выборов из Азии вернулся со страшным известием центурион Марк Октавий. Новость о поражении римской армии мгновенно разлетелась по городу, и многие содрогнулись, вспомнив проклятие Атея Капитолина перед выходом войска Марка Красса из Рима.

Заседание Сената началось ранним утром. На Форуме к этому времени собралась почти половина населения города, ожидая, когда гонцы с Капитолийского холма передадут последние новости из здания, где в этот момент расспрашивали живого свидетеля страшных событий.

– Центурион Марк Октавий, ты был с триумвиром Марком Лицинием Крассом во время битвы с парфянами? – дрожащим от волнения голосом спросил консул Мессала Руф, открывая слушания Сената.

– Да, – коротко ответил легионер. Его лицо было открытым и мужественным, он старался отвечать спокойно и твёрдо, но при этом никак не мог поднять взгляд и всё время смотрел в пол.

– Расскажи нам и народу Рима, что произошло в этой далёкой провинции, потому что мы уже и так переполнены слухами, один страшнее другого.

Центурион провёл ладонью по лбу, как бы стараясь избавиться от нахлынувших воспоминаний, потом вздохнул и, помня наставления Гая Кассия, начал свой рассказ с того момента, когда Красс приказал двигаться к Каррам.

Когда он дошёл до предсказаний жрецов и гадания на печени, один из сенаторов наклонился к своему соседу и, не поворачивая головы, тихо прошептал:

– Помнишь, Клавдия Пульхера 11 11 В 249 г. до н. э. римский военачальник Публий Клавдий Пульхер в войне против карфагенян командовал римским флотом. Он не послушал жрецов, которые сказали, что священные цыплята отказались клевать зёрна. Это было очень плохой приметой. Публий Клавдий Пульхер схватил цыплят и бросил в море, сказав: «Ну, если они не хотят есть, то пусть тогда попьют водички!». На следующий день его флот был на голову разгромлен в битве с карфагенянами. на флоте? У Карфагена? Тоже отказался слушать жрецов. Куры тогда не захотели клевать зерно. Так он утопил их всех в море. Вот Нептун потом и отомстил ему за это.

– Да, да… – заохал испуганно собеседник. – Как такое забудешь?

Центурион тем временем рассказывал о гибели сына Красса. Патриции в ужасе слушали, а когда он закончил, долгое время молчали.

– Ты сам это видел? – наконец, спросил кто-то.

– Нет, я видел только их головы… Публия, Октавия и Мегабакха, – хриплым голосом произнёс он. В Сенате воцарилась гробовая тишина. Этого было достаточно, чтобы признать их мёртвыми.

– Хм-м, а легат Лаций Корнелий, который спас тебя? Он выжил? – осторожно спросил Мессала Руф. Он знал, что вечером ему зададут этот вопрос в другом месте.

– Не знаю. Я точно не могу сказать. Наверное, он погиб. Они с Варгонтом прикрывали наш отход. Он приказал мне взять лошадь и ехать в Синнаки. Они остались там. Вокруг были горы тел, я видел это. Когда я поскакал, он был живым. Дальше – не знаю. Может быть, их взяли в плен. Но я не знаю, честно, не знаю… Клянусь Марсом! – на него жалко было смотреть – центурион снова переживал то сражение, в котором, как он считал, ему, к несчастью, удалось выжить. Он сглотнул слюну, чувствуя, как пересохло в горле. – Он спас мне жизнь. Два раза… я должен был погибнуть, но он прикрыл меня щитом, – было видно, что ему очень трудно говорить.