Яна Белова - Дом для Лиса

Она уложила его на диван и, зажав виски, присела рядом.

– Прости меня, пожалуйста! Прости, я не буду больше, – захныкал Лис, вцепившись обеими руками в рукав ее замшевого плаща, – прости, прости…

– Пал Саныч уехал на конгресс до среды, – вздохнула она, положив руку на его пылающий словно в лихорадке лоб, – Как я объясню в больнице кто ты?

– Не надо в больницу! – заорал не своим голосом Лис, извернулся, попытавшись встать, но она легко придавила его локтем к дивану.

– Лежи спокойно! – вновь фыркнула девушка, – Выхода нет, перелом серьезный, хочешь хромым на всю жизнь остаться, дурья твоя башка!

– Я хочу остаться здесь, с тобой, – икая, выдавил Лис. Его колотила крупная дрожь, – Я не кололся никогда, у меня нет СПИДа и мозги у меня целые, клея я не нюхал.

– Я за тебя рада, – усмехнулась Соня, голос потеплел, а лед в глазах дрогнул и вдруг исчез, – я живу не здесь, а в Испании, там моя семья, моя дочка, мой бизнес. Сюда я приезжаю редко.

На Лиса будто вылили ведро ледяной воды, истерика сошла на нет, слезы высохли.

– А дочка большая?

– Три с половиной года, – она осторожно взяла его на руки, стараясь не тревожить покалеченную ногу, двинулась к двери.

За спиной продолжала греметь музыка.

– Не оставляй меня, – вновь тихо всхлипнул Лис, когда машина вылетела на трассу.

Вопреки его ожиданиям она услышала и даже сочла нужным ответить:

– Заткнись, дай подумать!

Нестерпимая боль раздирала ногу, но безумная надежда зажглась, и разум оказался бессилен перед ее волшебным сиянием. Она не стала объяснять, почему не может оставить его, не стала оправдываться или утешать, она не рассмеялась и не рассердилась.

Он отказывался понимать себя, совсем недавно ему никто не был нужен, он всех ненавидел или, по меньшей мере, старался держаться ото всех на расстоянии. Он привык доверять своему внутреннему чутью, а оно твердило, что именно теперь решается его дальнейшая судьба. Он вытянул из-под рубашки свой талисман и, зажмурившись, прижал его к губам.

Сложности начались уже в приемном покое, когда на традиционный вопрос: «Как тебя зовут?», он выпалил первое, что пришло в голову, а именно «Лис» и отказался как-то комментировать свой ответ. У Сони фантазия оказалась богаче.

– Алисандэр дэ Луидэрэдэс. По-русски говорит правильно, но плохо, 10 лет.

Медсестра вытаращила на него глаза, и Лис благоразумно захлопнул рот. До конца процедуры к нему с вопросами не приставали, только молча кивали друг другу на поблекшие синяки и ссадины на его теле.

Сделали снимок, наложили облегченный гипс, накачали обезболивающим. От усталости и нервного перенапряжения Лис заснул, однако сквозь сон до него дотягивались обрывки разговоров.

– Я заберу его домой! – в голосе Сони слышалась неприкрытая угроза.

– Ему потребуется операция, повреждены связки и мениск. Вы недооцениваете серьезность полученной травмы.

– Он гражданин Испании и по возвращении домой ему будет оказана лучшая медицинская помощь!

– Полагаю там поинтересуются происхождением данной травмы и следами от прошлых.

– Давайте откровенно, что вы хотите?

– У меня сын его возраста, насилием вы ничего не добьетесь.

Надо проснуться, неужели эта дубина думает, что это Соня ему ногу сломала, надо проснуться и сказать все, что он думает по сему поводу. Но ведь он испанец, он должен говорить по-испански, пока он вспоминал те немногие иностранные слова, которые знал, связь с реальностью распалась.

«… он брел по обочине пыльной дороги, подволакивая правую ногу, как плешивый бездомный пес. Его обманули, предали, бросили, как когда-то мать, а потом отец. Он вновь оказался на похоронах, где главной темой разговоров оставался дележ имущества и бизнеса покойного. Во сне он мог позволить себе сказать всем собравшимся, какие они мелочные подлые и жадные и убежать. Бежать, бежать, только нога у него почему-то одна и он падает ».

– Тшшш, тихо.

Чуть приподняв за плечи, Соня слегка встряхнула его, он услышал собственные громкие всхлипы, удивленно осмотрелся по сторонам и, облегченно вздохнув, откинулся обратно на подушки. Он был дома, не у себя, но дома. Соня сидела на краешке кровати, усталая и встревоженная.

– Послушай меня внимательно, – быстро заговорила она, вставая, – обстоятельства изменились, из-за твоей идиотской выходки теперь тебе придется долго лечиться, чтобы нормально ходить. Ты должен решить… – она замялась и, подойдя к окну, долго смотрела сквозь пелену дождя на серо-синюю ленту могучей русской реки.

Лис боялся пошевелиться, ожидая приговора, возвращаться в приют он не собирался и прекрасно представлял, что его ждет зимой на улице с недееспособной ногой.

– Сегодня в больнице мне удалось обойтись без документов, своих и твоих, но через 10 дней по идее я должна уехать, я не смогу протащить тебя через границу, просто придумав очередную сказку, – она снова замолчала, пристально и бесцельно вглядываясь в потоки шуршащего по карнизам дождя, ниагарскими водопадами растекающиеся по стеклу.

– Тебе будет сложно, Лис, очень сложно, но это, наверное, твой единственный шанс.

Скорее почувствовав, чем, осознав смысл сказанного, он выпрыгнул из-под покрывала и на одной ноге подлетел к окну, врезавшись в спину девушки, буквально повис на ней, зарывшись лицом в ее длинный шерстяной свитер.

– Тихо, тихо, что ж ты делаешь, подлец?! Не стой на правой ноге! – взвилась Соня, однако не пытаясь оттолкнуть его, – Брысь в кровать, не для того я столько бабла выложила, чтобы ты сейчас все псу под хвост спустил! – тон у нее был явно поставленный, холодный, начальственный, не оставляющий сомнения в недвусмысленности формулировок, вот только теплота обнимавших его рук мешала поверить, что она так уж сильно рассердилась.

Когда Лис все же соизволил доскакать до кровати, она вернулась к прерванной теме.

– Чтобы усыновить тебя нам придется так или иначе все о тебе узнать, кем были твои настоящие родители, есть ли у тебя официальные опекуны. Я просила бы тебя облегчить нам муторный процесс выяснения подробностей. Расскажи, что знаешь.

– Твой муж не будет возражать? – вдруг опомнился Лис, вспомнив о сложностях, разделяющих желаемое с действительностью.

– Ну, когда я ему позвонила и сказала об этом, он назвал меня чокнутой самодуркой, – усмехнулась Соня, – ты ему понравишься, я уверена. Завтра он прилетит, познакомитесь.

– Я не слова по-испански не знаю, – заволновался Лис, – а что будет, если он не согласиться?

– Он русский на большую часть, – засмеялась Соня, впервые за все время, – как-нибудь поймете друг друга. Ничего не бойся, Максим – очень светлый и добрый человек, вздорный немного, но если уж он меня терпит, то с тобой подавно смирится. Я сейчас принесу что-нибудь пожевать, вздумаешь встать, башку откручу.