Артемий Леонтьев - Москва, Адонай!

– Лена, а сколько времени?

Теща вдруг оборвала свою оживленную беседу-совокупление, и вместе с дочкой, как по команде, посмотрела на Сизифа, задавшего этот странный, такой неуместный, а главное, неделикатно перебивший их излияния вопрос.

– Посмотри сам, Сизя, откуда я знаю? Видишь, мы с мамуткой говорим.

Сизиф был стоек и выдержан, когда его благоверная называла Эбигайло «мамасиком» или «мамусей», но, когда Лена обращалась к Ебигелевне «мамутка» – Сизифу особенно сильно хотелось выйти на станции, спрыгнуть с платформы и положить голову на рельсы – в общем, повторить судьбу Пиноккио-самоубийцы из рекламного ролика.

Инцест – дело семейное…

– Тогда ты не могла бы так не наваливаться на меня, я даже телефон из кармана достать не могу… И посмотри, как там Ванюша, а то он что-то затих.

– Да он спит просто…

Лена отодвинулась, вездесущая Ебигелевна тоже сразу вдруг откатилась к своему креслу, как пупырчатый баскетбольный мячик-прыгунок, похожий на вертлявое поросячье брюшко. Сизиф сделал глубокий вдох, затем выдохнул, прислушался к себе: артериальное давление повышенное, пульс, наверное, где-то 115 ударов в минуту. Температура в вагоне 26 °C (зеленые цифры на экране для особо пытливых). Температура тела нормальная. Легкое состояние шока и метафизическая обезвоженность (обезбоженность?).

Траханая вошь… только что целый час насиловала мою душу и кричала, что у ребенка сыпь, и его здоровье в опасности, но стоило прийти толстой суке, и ты даже в сторону Вани не смотришь, как будто нет его… лишь бы попиздеть.

Сизифу вспомнилось детство: тетрадка с мягким голубым переплетом, куда он в начальных еще классах вливал свое щемящее тепло – сначала тетрадка полнилась размашистыми и наивными мыслями, затем страницы все больше испещрялись стройными столбцами-рифмами и красивыми рисунками на полях, а потом все это затерялось в стопках школьной макулатуры… Через много лет, уже после выпускного, он делал уборку, собрал содержимое всех ящиков в полиэтиленовые пакеты из-под мусора и вынес на помойку. У него был «приступ чистоты» тогда, как он это называл, Сизиф отчетливо помнил, с каким удовольствием вытирал влажной тряпкой пустые ящики, перемыл все полки и распахнул окно. Ему тогда казалось, что это обновление. Теперь он понимал, что это было обмывание и похороны.

Тетрадка, ты моя тетрадочка, где ты сейчас? Где?

Сизиф все смотрел-смотрел, вколачивался взглядом в эти горестные полуприкрытые заводики, фабрики, тюрьмы, министерства, церкви, суды, сортиры, рынки, аптеки, парковки, рестораны, салоны – пылающая топкой расщелина финансового парохода, обслуга цивилизации, ее обнаженное чрево: смазанные шестерни, как утробная мякоть огромной белуги обволакивала и кутала. Достал из кармана спутанные наушники-затычки, затолкал в уши, включил Neil Young – музыка к «Мертвецу» Джармуша…

Сидишь на толчке, никого не трогаешь, уткнулся спокойно носом в стиральную машинку, локти поставил на коленки и думаешь себе о высоком, значит… покой, тишина, трансцендентальность… а если точнее: переходное состояние из имманентного в трансцендентное… идиллия, словом. Так нет же, даже здесь ведь рекламы и все эти ISO и прочие номера тебя найдут… сверху, со стиралки, упаковка туалетной бумаги в глаза, читаешь «Срок годности не ограничен» – нет, ну не хуя себе (далее вместо «хуй» читай «хунвейбины», потому что, во-первых, так приличнее, а во-вторых, Министерство культуры РФ должно спать спокойнее), вот бы мне так… А дальше, значит, мелкий шрифт «Состав 100 % целлюлоза. Назначение: для личной гигиены ГОСТ Р 52354-2005»… Когда я буду умирать, после меня останется только похожий набор букв и цифр на шоколадках, презервативах, туалетной бумаге, ведерках с обойным клеем, на тысячах и тысячах сайтах строительных компаний… Квалификация-переквалификация, аттестация, обучение, стандартизация и сертификация ISO, вступление в СРО … Вот для кого пишут это все? Кому они вообще на «хунвейбины» нужны? Этикетка продукции должна быть прежде всего информативной для народонаселения… Ну ежу ведь понятно, что для «личной гигиены», а не для «внеличностной», «обезличенной» или «общественной». Зачем эта банальщина и штампы?

Вязкая, болотистая столица – тряслась, как желе, вздрагивала, не отпускала. Сизиф покачивался в вагоне. Все ехал по кольцу, все смотрел в заляпанное окно. Он был очень озабочен. Лицо выражало напряжение. Сизиф понимал: нужно торопиться, в сутках только двадцать четыре часа.

Удовлетворенная и сытая Лена сидела на соседнем сиденье смотрела «Дом 2» с айфона, который Сизиф ей в конечном счете подарил (потрачено восемьдесят тысяч на какое-то разрекламированное электронное барахло – сердце обливалось кровью, – но пришлось идти на уступки: супруга столько выпила крови из-за этого куска бряцающей застекленной стали последней модели, что все-таки выцыганила его). Но мало ей было айфона, нет же, сегодня ночью опять эта возня… И, блин, у нее месячные же, ну что за жесть? Вот могла еще пару дней потерпеть. За такие нечистые дела меня бы в древней Иудее побили камнями. Еще и в ночь на субботу ведь, ужас-ужас. Сизиф чувствовал себя опустошенным и уставшим, сегодня ему приснилось, что у него в квартире живет орангутанг с размалеванными розовой помадой губами. Орангутанга приходится постоянно кормить: бешеная обезьяна жрет букеты, коробки конфет и лакает мещанский полусладкий мартини. Под утро зубастая громила откусила Сизифу руку. Хорошо, что это был всего лишь сон… Сизиф уже давно не испытывал влечения к своей жене, но нет, все-таки сегодняшней ночью Лена после долгих упреков и истерик опять добилась своего: высосала до донышка, а сейчас сидит довольной кошкой и мусолит свой айфон, уставилась в дегенератский «Дом 2». Мартин Лютер говорил: три раза в неделю, а Розанов писал о том, что совокуплению место, когда внутреннее вино и гений вот-вот поднимется через край бокала… они оба просто мою потолстевшую Лену не видели – счастливые люди. И на пятидневке не работали… Да Лена моя так их за эти три раза оттрахала бы обоих, одновременно бы умяла, что там и бокал вдребезги, какое уж там вино, и, Господи Иисусе, какой там гений через край… Розанову хорошо рассуждать про бокалы, понятное дело, Суслова – женщина экстраординарная, казаков матом крыла, с красным знаменем бегала, да и после Достоевского она – интересно же – что-то, наверное, рассказывала про Федора Михайловича после секса… а моя что расскажет? Только про «Дом 2», стыдоба… хоть бы книжку какую прочитала, что ли? Господи, и как же мне осточертел этот МЦК – жру себя на нем уроборосом, болтаюсь по кругу, как проститутка… Эхма, скучно живем: то ли дело раньше, при царе-батюшке, вышел на Пасху, поздравляй хоть первого встречного и христуйся-целуйся, а сейчас скажешь «Воскресе» незнакомому, а тебе с ноги промеж глаз, на, мол, сука, я буддист, а потом с другого бока – бац по ребрам с развороту, на, мол, сука, я индуист, а потом Перуном по яйцам как шарахнут, держи, мол, сучара, я родновер, а атеист какой-нибудь вежливый просто сделает молчаливые выводы, что ты конченый эфиоп, и брезгливо сощурится… нет, тухло мы живем, братцы… нет в нас прежнего размаха и чистосердечия…