Елена Касаткина - Последний звонок. Следствие ведёт Рязанцева

– Ген, рада была тебя услышать, но у нас уже первый час, извини, мне завтра рано на работу. Давай как-нибудь в другой раз поболтаем.

– Так я же и звоню по этому поводу. Слушай, мы решили в этот раз устроить настоящий вечер встречи. Я созвонился с Дыньчиком, он теперь крутой чувак стал, свой бизнес, так вот он спонсирует это мероприятие. Мы сняли домики на Медвежьих озёрах на два дня. Продукты и выпивка уже закуплены. Короче, на этот раз тебе отвертеться не удастся.

– Подожди, подожди. Какой вечер, какие озёра? Я не могу… у меня работа… и…

– Так, Рязанцева, не увиливай, это, в конце концов, некрасиво, тебя столько искали, всё организовали, обо всём позаботились. Твоё дело только прибыть на место встречи. Да и то особых усилий прилагать не придётся – Мишка сказал, что привезёт тебя.

– Сговорились, значит. За моей спиной.

– Да ладно тебе. Это же на выходные. Расслабишься. Шашлык-машлык, плов и шурпу я лично готовить буду. Пальчики оближешь. Всё, никаких возражений не принимается. Я прилетаю в субботу, меня Мишка в Шереметьево встретит, потом заедем за тобой и на озёра, остальные туда к трём часам подвалят. Все уже оповещены. Так что будь наготове.

– Подожди, в какую субботу? В эту, что ли? Ты с ума сошёл!

– В эту, в эту. Всё, Рязанцева, имей совесть – ты меня разоришь на переговорах. До встречи.

Трубка смолка.

В нараспашку открытую форточку свежей струёй влилась утренняя прохлада. Лена включила ноутбук и задумалась.

Школа. Вроде всё было совсем недавно, каких-то восемь лет назад, но почему-то ощущение было такое, как будто всё это было в другой жизни. Зачем, ну зачем нужна эта встреча? Хочет ли она что-либо знать об этих людях, которые когда-то были её товарищами? Чего лукавить – нет, не хочет. Не понимает для чего. Она вообще не видела смысла в таких встречах. Их пути разошлись, у каждого своя жизнь. Почему ей должно быть интересно – кто кем стал, кто на ком женился и вся остальная личная лабудень, которой обычно интересуются на таких мероприятиях. Чтобы похвастаться? А вот какой я стал, а вы? Что там у вас? Чего добились? Ярмарка тщеславия. А если ты простой инженер, ну или обычная домохозяйка, то сидишь и чувствуешь себя ущербной. Конечно, восемь лет слишком короткий срок, чтобы хвастаться достигнутым, но для некоторых вполне достаточный. Вон Дыньчик – Арсений Дыньков – бизнесмен, оказывается и, видимо, неплохой, раз может себе позволить подобное спонсорство. А в школе троечником был. Хотя говорят, что именно троечники и выбиваются в люди, а из отличников, как правило, ничего путного не выходит. Интересно, ведёт ли кто такую статистику? А мне самой-то есть чем похвастаться? Может, потому я и не хочу идти на эту встречу, что не стала ни моделью, ни актрисой, да и с личной жизнью как-то не очень.

Лена поморщилась и набрала в поисковике «Одноклассники». Так. Кого бы поискать? Может Наташку Артынову, в восьмом классе они дружили. Наташка была умница, при таких мозгах могла быть круглой отличницей и окончить школу с медалью, но сгубила Наташку любовь. Вадька Подковкин только вернулся из армии, парнем он был, безусловно, красивым, но бестолковым – никуда не поступил, на работу не устроился. Шатался целыми днями по городу, вечером с другом пил пиво на лавочке в парке. С Наташкой они жили в одном доме, так что их отношения изначально были предопределены судьбой. Школу «светлая головушка» закончила хоть и без троек, но со средним баллом – 4,3. Так же как и Лена подала документы в юридический, и даже успела сдать два экзамена на отлично, но неожиданно забрала документы. Что с ней стало дальше – Лена не знала.

На аватаре в «Одноклассниках» Артынова была в широкополой шляпе – протягивала фотографу пакет с апельсинами. Ничего в душе Рязанцевой от увиденного не шелохнулось и никакого интереса не вызвало. Ну почему она должна себя насиловать?

– Доброе утро! Кофе угостите, а то у меня закончился. – Открытая дверь вызвала прилив новой порции свежего воздуха. Сквозняк расшевелил стопку бумаг на столе, грозя сбросить на пол оставленные с вечера документы.

– Закрывайте скорей. – Лена прихлопнула ладошкой готовый слететь листок. – Доброе утро, Александр Васильевич! Есть ли что нового?

Интонация в голосе подчинённой удивила Махоркина.

– Не будите лихо, пока тихо. – Махоркин нажал на рычажок чайника. Прозрачная колба переливалась разноцветами подсветки. Чайник вздохнул и заворчал. Звук недовольства нарастал с каждой секундой. – Мощный у вас агрегат. Мой полчаса раскочегаривается. Надо бы новый купить, да всё руки не доходят.

– Скорей всего его надо просто почистить, слой накипи мешает.

– Ну, до этого у меня точно руки никогда не дойдут. Легче выбросить и купить новый.

– А мне вот жалко старые вещи выбрасывать. Я как будто с ними уже породнилась. Мама меня за это Плюшкиным называет. Однажды она выбросила на помойку мою старую сумочку. Вот вроде бы сумка, да? А я полночи не спала, всё мне представлялась, что она там лежит и плачет.

– Кто плачет? Мама? – не понял Махоркин и удивлённо уставился на Рязанцеву.

– Сумка. Утром я к мусорке пошла, смотрю, а в контейнере какая-то пьянчужка копается, сумку мою вытащила, внутрь залезла, порылась, наверное, деньги искала, не нашла и как зафутболит сумку ногой. У меня внутри прямо всё оборвалось.

– Мне кажется или вы сейчас расплачетесь? – рассмеялся Махоркин.

– Я, наверное, ненормальная, да? – Лена расстроено выпятила нижнюю губу.

– Видите ли, Лена. Норма – понятие условное. Вот в новостях вчера рассказали, какой скандал разразился после показа новой модной коллекции одного известного итальянского дизайнера. А возмутило всех знаете что? На подиум вышел мужчина в платье. У меня, если честно, это тоже вызвало отторжение, но тут я подумал – ведь точно такой же фурор в начале прошлого века произвела и первая женщина, надевшая брюки. А сейчас это никого не возмущает и, возможно, что лет этак через пятьдесят, а то и раньше, мужчина в платье для нас станет такой же нормой.

– Ну вы сравнили.

– Я думаю, что если вы так глубоко переживаете за судьбу неодушевлённых предметов, что даже не спите по ночам, то вы очень тонко организованы. А значит, вы хороший человек, душевный, – продолжал иронизировать Махоркин.

– Да ну. – Лена махнула рукой. – Плохой я человек, просто ужасный. За сумку переживаю, а вот бывшими одноклассниками не интересуюсь. Больше того, сижу вот и думаю, как бы мне отвертеться и не ходить на эту встречу.

– На какую встречу? – заинтересовался Махоркин.

– Да на встречу одноклассников. Они, оказывается, меня все эти годы разыскивали, хотели узнать, как у меня жизнь сложилась… а мне вот абсолютно всё равно, как и что сложилось у них… ну вот ни капельки неинтересно. И потом, почему я должна отчитываться перед кем-то? – Лена раскраснелась. Слова вылетали из неё пулемётной очередью. Мысли, мучавшие с самого утра, наконец нашли выход и, проговаривая их, становилось легче, как будто высказанное прощало её, смягчало чувство вины и оправдывало в собственных глазах.