Стефания Данилова - Атлас памяти

ПАВЕЛ ХАН

ДИЗАЙНЕР

Эту книгу можно начинать читать с любого пункта, результатом будет одно: учащенное сердцебиение. По крайней мере, у меня, помимо моей воли, произошло именно это. Такое ощущение, что Стефания плотностью, темпом, яркостью своего письма вовлекает читателя в мир своей поэзии через прозу и наоборот: в мир своей прозы через поэзию. Пункты этой книги, вне всяких сомнений, – стихотворения в прозе. Читаешь, и, как водится, поначалу сопротивляешься материалу, но недоверие очень скоро сменяется сначала удивлением, потом интересом, а затем – физическим ощущением полета во сне и наяву, и вот тебе уже все равно, кто автор этих строк – вчерашняя выпускница средней школы или умудренная опытом путешествий и жизненных перипетий петербурженка. Можно просто качаться на качелях, мастерски обустроенных Стефанией. Качаешься, и приходишь к выводу: секрет этого обаяния – искренность. И неравнодушие. По-настоящему доброе отношение к людям. Вроде, набор банальностей, ан нет. Почитайте.

ЕКАТЕРИНА ГОПЕНКО

ЛИДЕР «НЕМНОГО НЕРВНО»

Эти маленькие истории похожи на чудесные безделушки, найденные в пыльной коробке в бабушкином чулане. Хочется пересматривать снова и снова, находить скрытые смыслы и мысленно их продолжать. Очаровательно.

АРТЁМ СЕНАТОРОВ

ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР «ЛИТОРГА»

Каждая новая работа Стефании Даниловой поражает. Вот и «Атлас памяти». Думаешь сначала «Что это?», а потом «Как у нее так получается?». Но я уже не удивляюсь. В некоторой степени Стеф – это Сальвадор Дали от современной российской литературы.

Мы живём в мире брендов и помним, что убийца- садовник. Многие лайкают пост исключительно потому, что его автор – местный авторитет или помог вам вкрутить лампочку. Имя решает всё. Вы пишете негативный отзыв под понравившимся вам постом человека, если его личность неприятна вам.

Меня можно назвать личностью, известной в узких кругах. Как и у любого из нас, у меня есть союзники и недоброжелатели. Эта книга была создана мной не только как горшок с незабудками, планирующий подрасти до размеров приличного регулярного парка, так и как таблетка анонимности, без которой мне становится всё сложнее. В этой книге нет как меня, так и выдуманных историй.

Зачем искать садовника? Если цветы прекрасны, на них можно посмотреть или тайком сорвать. Если они не в лучшем виде, можно просто пройти мимо.

Я живу во дворе-колодце. Иногда я не могу заснуть по ночам из-за чужой любви. Примечательно, что днём перед подобной ночью всегда играет «Да, теперь решено: без возврата». У меня и у целого дома есть невидимая бабка-защитница, которая орёт «Хватит развратничать!».

Это бессмысленного приятно.

Мои окна упираются в чужие окна. Пять лет назад туда заселилась семья узбеков и намекала о свадьбе между мной и кем-либо из их потомства с помощью улыбок и грязного жестового. Ещё там живет кот Вася, с которым мою кошку разделяют два стекла, прыжок и световые мили невысказанных кошачьих любовных признаний. Ещё там зеркально написано «14/88» и свастика. Мне никогда не доводилось бывать внизу двора, в котором я живу шесть лет.

Один наркоман как-то раз решил прогуляться по газопроводу под окном напротив. Странно осознавать, что жизнь целого дома зависела оттого, что наркотики сделали человека тонким и слабым, подарив ему невозможность этот газопровод сломать. Я живу во дворе-колодце, и солнце всё равно протягивает мне луч для рукопожатия. Сегодня из соседнего окна поют есенинские строки.

Значит, ночью я опять не усну.

Фенечки – это символы помолвки с дорогой. Дорога подобна реке: ни на одну не вступишь дважды, даже если это изъезженная тобой М-95 или Московский проспект. Вдумайся в значение фразы: ты не войдешь туда дважды. Никогда не задумывался, что ключевое слово здесь-не «туда», а «ты»?

Одно лето я так и называю: фенечковое. Они плотно обвивали мои руки, некоторые из них пообтрепались и поблёкли под августовским солнцем. Мне было известно значение каждой из них, и при этом ни разу не довелось автостопить всерьёз. Только сити-стоп и бесконечные Транссибы понимания междумной и дарителями.

Я помню долгий, скрежещущий звук, когда ножницы перерезали все эти разноцветные провода. Эти маленькие гордые гордиевы узлы просто нуждались в лезвии. Так было надо. Рукам сразу же стало холодно и беззащитно.

А эфир продолжался и продолжается до сих пор.

Мне очень хотелось сделать татуировку в виде мантры на запястье. Обручиться и обвенчаться со Словом. Если мне хочется, я делаю.

Сейчас на моём запястье действительно есть татуировка. Её почему-то никто не видит, кроме меня.

Потому что я больше люблю молчание, чем слова.

Говорят, людей опасно пускать в свою душу, показывать им свою изнанку, они все испортят, нагадят и вытопчут. Пусти незнакомца в комнату и получи антибонусом сломанный ноутбук и развалившийся стеллаж. Человек не виноват, что ты не предупредил его о неудобно расположенном проводе и сделал из своих книгдженгу: вынь один книжный кирпичик, и всё развалится. Не могу сказать, что все помещения моего мира оборудованы для гостей. Однако, я могу приглашать людей в некоторые из них, обладая уверенностью, что они не навредят, не украдут-стены слишком прочны, а обстановка проста и бесхитростна. Или это только я вижу многотомник истории, спрятанный в обычной рамке с незатейливой картинкой, или я просто впускаю верных. Или они просто понимают сами, что единственное, что здесь можно сломать – это собственные головы о мои голые стены.

В чае, которым я угощаю гостей, нет места для агрессии. Зато есть место корице, чабрецу и деталям сахарного кубика-рубика по желанию. И таким разговорам, без которых можно выпить чай и повкуснее где-нибудь ещё.