Павел Поповкин - Железный дневник

– Погода плохая, – жаловался старик, пытаясь плотнее завернуться в свой демисезонный кокон.

– Меня погода удовлетворяет, – заявил дядя Виталя, – но клев действительно плохой, наверное, не то место выбрал, не того напарника, неудачу приносишь.

– Если подкормка и другие хитрости не помогают, зови слепой дождик, он должен находиться в рюкзаке у каждого опытного рыбака, – загадочно вещал старик. – Когда на воде от дождика возникнет легкая рябь, тогда, товарищ Виталий, лещ, окунь, плотва точно не заметят твое страшное, косматое лицо. Как на банкете, спокойно подплывут и с удовольствием проглотят крючок.

Наш сосед, насколько я понял, неоднократно слышал эти шутливые премудрости, потому остался к ним совершенно равнодушен. Видимо, старик таким образом развлекал меня или себя.

Через час… Отец поймал гораздо меньше рыбы, чем ему хотелось. Дядя Виталя, поплевывая на мое отражение, долго и смачно рассказывал о хорошо прожаренном карпе, ломтиками уплывающем в пищеварительную систему, предварительно смоченную стаканом доброго домашнего вина. Всем, кто имел уши, сильно хотелось попробовать описанного карпа, жалобное внутриутробное бормотание пронеслось над водной гладью.

Через два… Холодок по-матерински убаюкивал. Наш коллектив сладко дремал. Мой поплавок, напротив, очнулся, проводил время в свое удовольствие: нырял, переворачивался, дрейфовал. Вокруг пластмассового выскочки хищно кружились плавники. Мальки-самоубийцы играли в свою русскую рулетку, спешили отведать свежайшую наживку. Сквозь спокойную синеву легко можно наблюдать за тем, как на стальном крюке извивался червяк-великомученик. Взрослые рыбы расталкивали мелочь, словно львы подводного амфитеатра, набрасывались, укорачивали сочный кончик. Эта свалка разбудила мое внимание. Туман рассеялся, открыв на противоположном берегу разноцветные походные палатки, из одной вынырнула высокая девушка, до колен свисала мужская футболка с изображением повелителя ада. Испуганно, на цыпочках прошлась по ледяному песку. Исчезла в непроницаемых зарослях. Вернулась с довольным видом, привела в порядок растрепанные русые волосы. Вытащила из палатки бинокль, настроила, принялась обозревать окрестности. Изучив зеленый островок и насыпную дамбу, объективы остановились на квартете рыбаков.

– Прицеливается, – ехидно сказал дядя Виталя.

– Палатка двухместная, есть кому согреть, – заметил старик.

Поплавки получили полную свободу, мы внимательно следили за девушкой. Несмотря на холод, она решила искупаться. Представление началось. Сняла футболку, небрежно откинула. Несколько желтых струнок змеились по телу – подобная конструкция называется откровенным купальником. Мои близорукие глаза не различали веревочек – слишком далеко до того берега, – поэтому видел абсолютно голую красавицу. Возбужденное воображение часто дополняет и приукрашивает то, что бессильно объять слабое зрение. Грудь представлялась почти мальчишеской, талия – уже моего запястья, зато ноги и руки невероятно длинными (долгоиграющие). Казалось, она ангелом парит над речкой и поет чарующую песенку, на самом деле энергично плыла в стиле брасс, по ходу фыркала и отплевывалась. Держала курс в нашу сторону.

– Она ныряет! Там как в холодильнике! – переходя в крик, волновался старик. – Август, август на дворе, Иван в полночь нассал в речку! Проберет ее дрожь, судорога схватит. Потонешь, дочка!

– Пашка, лови удачный случай, – сладострастно шептал дядя Виталя. – Обними покрепче и тащи домой. Сыграете на диване свадьбу!

Девушка продолжала заплыв, к счастью, не слышала нас, не замечала пару ненасытных глаз… Какое неземное наслаждение ожидает того, кто порвет эти желтые струны и нащупает то, что они едва скрывают! С каждым движением рук полуголой пловчихи я сильнее чувствовал свою настоящую животную сущность, по щекам, животу бурно растекалась жаркая невидимая смесь. Надо действовать, перевоплотиться в похотливого подлеца и плыть навстречу добыче, пленить, а затем нежно изнасиловать. Хотелось потерять девственность, здесь и сейчас… – Ну, выдумал – Паша-самец! Ты – не самец, ты выше этого! Нет-нет, не посмеешь! Хорошее воспитание переломит инстинкты. Ты маменькин сынок, одомашненный зверек. Замри и наблюдай за поплавком! Вот так, правильно, Паша.

Старик суетился, охал и ахал. Вычислив, куда причалит девушка, покинул свою удочку, снял плащ-палатку, расстелил на траве. Уперся руками в бедра и высматривал: как там, что там, скоро ли?

– Осторожно, везде битое стекло, – руководил он заплывом. – Курс чуть левее, я постлал ковер, сюда греби, тут безопасней, тут друзья и горячий прием.

Девушка достала ногами дно, встала. Чуть смутилась от столь пышной встречи и возрастающего зрительского внимания. Впрочем, она сполна получила то, ради чего плыла сюда. Поблагодарив чересчур заботливого старика, хотела немедленно отправиться в обратный путь. Но настойчивое приглашение заставило передумать, согласилась немного отдохнуть. Приветливо улыбнулась нам. Представление продолжилось. Старик быстренько стянул с себя еще свитер, чтобы укрыть эти прозрачные плечи.

– На, пригодится вместо полотенца, а лучше надень. Не бойся табачной вони, я привык, и ты привыкнешь.

Пловчиха осторожно понюхала свитер, после чего вернула.

– Спасибо, дедушка, мне все равно надо лезть в речку.

Веселая, мокрая прическа скрывала ее тонкое лицо. Завораживающее видение! Восторги внутри меня рвались наружу. Во что бы то ни стало надо сказать комплимент… – Не надо! А как же поплавок, не отвлекайся! Назад – к приличиям, кому сказано, учись, Паша, сохранять дистанцию.

Старик, напротив, не сдерживал своего внутреннего романтика, присел рядышком с гостьей с того берега, задумчиво уставился на божественные икры и щиколотки, дал волю чувствам.

– Как же сердце чешется. Медуза Семеновна, Ундина Васильевна, Наяда Федоровна! Как зовут тебя? Нет-нет, не говори. Я знаю, кто ты. Вернулась! Маша – ты вернулась! Волосы – такие же, как у моей жены, когда ей не было и двадцати лет, такие мягкие, что хотелось их гладить целую ночь. Мы часто купались в нашем деревенском море. Когда волосы были мокрые и падали, как сейчас твои, на зеленые глазки, то ничего, кроме Маши, на свете не существовало. Увидел бы ее Сережа Есенин или Саша Пушкин, так бы и захлебнулся стихами…

Аудитория зашевелилась, дядя Виталя пронзительно захрипел (горло болело, не мог как следует рассмеяться).

– Все вы дураки, – не оглядываясь на нас, пел старик. – Если такая девушка приплыла сюда, значит, отменяется рыбалка, отменяется старость. Я – сердцеед. Звание, каким должен гордиться каждый настоящий мужчина.