Валерий Осинский - Книга желаний

– Кто это? – спросил Олтаржевский, когда приятели уселись за сервированный стол у окна с видом на Исторический музей: Гусь угнездился в кресле так, что Олтаржевский через его плечо мог видеть пару.

– Шерстяников. Сенатор. Бывший гэрэушник, – сквозь зубы процедил Гусь и сердитым взмахом воткнул салфетку за воротник. – С моих рук кормился. А теперь жопу от стула не оторвет. Знает, что меня топят. Гнида продажная!

– Я не про него! Я про женщину!

– А! Ольга Валерьяновна? – голос Гуся потеплел. – Его жена. Замечательная женщина. Повезло лоху. Помнишь «Анну на шее» Чехова? О них! Кабы не Ольга, сидел бы в своем Мухосранске! Они с женой президента в молодости санитарками работали. Один университет окончили. В разные годы. Познакомились с ней, когда Ольга у деда с бабкой в Калининграде жила. Её отец в разведке служил, по заграницам мотался. Не пялься, Ржева! Не про тебя женщина! Бомжи с помойки ее не интересуют! К тому же, говорят, она любит мужа.

Пьяно ухмыляясь, Ржева достал тетрадь, попросил у Гуся ручку – тот протянул «наливперо» с бриллиантом – и что-то быстро набросал.

– Что ты там пачкаешь? – спросил Гусь, стараясь заглянуть поверх руки.

Олтаржевский самодовольно промолчал.

Почти немедленно (или это только казалось Олтаржевскому в загустевшем времени?) им принесли белужью икру с блинами под сметаной и перепелиными яйцами с зеленым луком, суп-крем из лесных грибов с картофелем и луком порей, морские гребешки с ароматом трюфеля, с муссом из сельдерея и соусом из лука шалот.

Олтаржевский отродясь не слыхивал мудреные названия блюд. Гуськов попросил улыбчивого официанта удовлетворить любопытство приятеля. Паренек в форменной тужурке вежливо называл кушанья.

На горячее подали лососину, запеченную с грибами шиитаке на цуккини по-тайски, и медальоны из телятины с соусом тартар.

Не разбираясь, что чем едят, Олтаржевский сметал все двузубчатой вилкой для лимона, предпочтя ее длинному прибору для лобстеров. Он отказался от десерта – черничного парфе с муссом из белого вина и в рубашке из горького шоколада со свежей голубикой: наелся! Так же, как отказался и от арманьяка из дома Chabot, Napoleon Special Reserve, остерегаясь, как бы Гусь не насыпал туда еще какой-нибудь дряни.

Гуськов ел, сноровисто пользуясь столовыми приборами. Он сопел и причавкивал, как сопел и причавкивал в студенческой молодости.

О деле он заговорил не спеша, по подобревшему взгляду приятеля определив, что тот насытился, а по помрачневшему – что протрезвел.

– Нравится пейзаж? – спросил Гусь, легонько взбалтывая арманьяк на дне фужера и с закрытыми глазами обоняя его аромат большим чувственным носом.

Олтаржевский покосился на площадь. Перед музеем гуляли редкие прохожие.

– Пейзаж как пейзаж! – проворчал он, решая, есть десерт или не есть – потом будет жалеть, что не съел! – и придвинул к себе диковинную штучку.

– Помнишь, как мы с тобой в общаге у пацанов жрали польские сосиски? От них вода была ядовито-розовой. А черный горбыль запивали однопроцентным кефиром?

– Я и сейчас его пью. Люблю.

– А я знаешь, сколько сделал, чтобы мы с тобой не там шлялись, – кивнул Гусь за окно, – а сидели тут! И жрали не тухлые сосиски, а ели то, что едят порядочные люди.

Олтаржевский промолчал.

– Слав, мне пора валить отсюда! – мечтательность в слоновьих глазах Гуся сменили стальные искорки. Он навис над столом толстыми плечами, тихонько вращая пальцами фужер. – Но все сразу бросить нельзя. Нужно разрулить дела. Для этого требуется надежный человек. Ты! Потому что любой на твоем месте начнет хапать, а времени на это нет. Путинская компания скоро отожмет дело. Затем они примутся за других. А как только расчистят место у кормушки, Россию-матушку обглодают по косточкам.

Олтаржевский покривил губы, представив, как «обгладывают» матушку. Еще студентом Гусь любил пышную фразу, не задумываясь над смыслом сказанного.

– Что это ты про матушку-Россию вспомнил? Обидно, что от кормушки подвинули?

– Причем тут это? – насупился Гусь.

Олтаржевский почувствовал прилив пьяной злости. Ничего хорошего это не сулило.

– Думаешь, я нищеброд, тебя в жопу целовать буду за твою милость? Наплевать мне, Гусь, кто у власти: Пётр первый, Путин или ты. Я на досуге книги по истории листаю – времени у меня навалом. В двух словах знаешь, к чему она сводится? Мир поделили на Западе арии, а на Востоке – славяне. И так будет, пока мы живы! С тобой или без. Что ты со своими миллиардами сделал для страны, за что тебя пожалеть надо и впрягаться за твой жидовский гешефт? Уйдешь ты – придет другой! Такой же! Извини за прямоту!

– Еще один Проханов выискался! Тот меня в своей помойке полощет! Теперь ты!

– Извини! Сам нарвался. Твой кокс в башку шибанул.

Гуськова мало интересовало чужое мнение. Он знал, как меняется человек, хоть раз соприкоснувшись с властью огромных денег, и давно понял, что доказывать нищим озлобленным людям ничего не надо. Да в общем-то среди его знакомых таких давно не осталось. Но Слава был его другом, и Гуськов счёл нужным ответить.

– Почему у вас, кацапов, во всём жиды виноваты? Вы сами-то – стадо баранов, что ли? Причем здесь Запад и Восток? На моем месте ты делал бы то же самое! Хапал, пока дают! Не так, что ли? Обрати внимание – в России, кроме иностранцев, которым есть куда валить, никто ничего не строит. Одни магазины. Потому что здесь нет законов! У Путина на меня зуб вырос. Ну, не у него, а… в общем, не важно. Они утверждают, что я передал на Запад компромат на обе семьи. Утверждают, что я настроил против России штатников и евреев. Тоже мне Сороса слепили! В действительности все проще: им повод нужен, чтобы отжать дело. Бизнес и политика – это как жизнь в коммуналке: кто-то с кем-то против кого-то дружит. А экономика – как семейный бюджет: чё заработал, то потратил, взял в долг – отдай! Людишкам кажется, будто наверху боги живут! А там те же слизняки, которые гадят и тухнут в могилах, как все! Только денег и власти у них больше, чтобы сделать так, чтобы мы с тобой протухли быстрее.

– Ты действительно передал? – недоверчиво спросил Олтаржевский.

– Не будь наивным, Слав! Ну, узнают кухарки, что к Чубайсу америкосы из посольства приставлены, ну и что? Нынешних крыс через год забудут. Насчет пользы, ты прав, – он насупился, – мало я для России сделал. Яйца Фаберже и пару картин для музея – пшик! А кому давать? В детдома? В медфонды? Даю! Растаскивают! Такие же, как ты, болтуны!

– Не тем даешь!

– Вот и докажи. Вы везде скулите, что жиды продали Россию. Что русскому человеку хода нет. Хотя в России живут… да кого тут только нет! Научи, как честно зарабатывать! Как приносить пользу людям, а не только набивать свой карман.