В. Вдовиченко - Жизнь такая, какой она была. Жизнеописание, рассказы

Вторая, дальняя, половина сада была в основном засажена клевером, который, благодаря хорошему поливу, буйствовал, и его косили два раза в год. Были на второй половине ещё два замечательных места. Это второй большой куст сирени, под которым иногда взрослые любили отдыхать, попивая бабуськину сливянку, и большой куст терновника, из плодов которого бабуська делала эту самую сливянку.

В первые тяжёлые послевоенные годы, когда хлеб выдавали по карточкам, очередь в хлебный магазин занимали с ночи. Ещё затемно взрослые поднимали детей, вели их к магазину, там кто-то химическим карандашом писал им на ладони двух или даже трёхзначный номер и после этого полусонных детей снова вели домой досыпать, а один из взрослых оставался следить, чтобы очередь не прерывалась, и не путались номера. По весне мы со старшим братом собирали большие букеты сирени и носили продавать их за копейки на трамвайную остановку. Основными покупателями были офицеры в красивой форме с начищенными до блеска сапогами. Летом мы с братом руками рвали траву в логу, набивали её в мешок и волоком тащили квартала два к тётке Чечелевой, у которой была корова, за что получали от неё пол-литра молока. От соседей слева через забор свисали ветки большой урючины, а также красного и белого тутовника. Мы с нетерпением ждали, когда на них наконец-то созреют плоды. Мы набивали ими карманы, складывали за пазуху и носились по саду за бабочками. По соседству справа проживала одинокая тётя Нюра. Первая, верхняя, часть нашего сада отделялась от её участка глиняным дувалом примерно метровой высоты. А границей для нижней части служили просто частые колючие заросли вишняка и терновника. За этой колючей живой изгородью росла огромная груша, и мы любили тайком лазить за её плодами, сняв с себя одежду, чтобы не порвать её, обдирая при этом в кровь живот, спину и руки.

Летом, в знойный полдень окна в доме закрывались ставнями и нас с братом укладывали спать. На пол, устланный полосатой дерюгой, бросали пару старых матрацев или пальто и две огромные подушки. Узкий солнечный луч, пробивавшийся в полумрак комнаты через крохотное отверстие в ставнях, как длинная спица искрился крохотными пылинками и упирался в противоположную стену. Изредка на ней появлялось перевёрнутое изображение редкого прохожего или проезжающей по улице телеги с лошадью, вызывая каждый раз у нас с братом любопытство и детское недоумение. В комнате стоял аромат душистых трав, в основном чабреца, душицы и мяты, разбросанных бабуськой по углам. Всё замирало в эти часы, и во дворе, и в доме. Тишину нарушало только несмолкаемое жужжание большой мухи, без устали носившейся по комнате из угла в угол. Глаза слипались, и мы засыпали безмятежным детским сном.

Из всех детских развлечений и игр в основном запомнились «чижик», «асыки», «лянга». Лянгу мастерски готовил мой старший брат. Он находил какую-нибудь небольшую гайку, старую монету или брал кусочек свинца, аккуратно плющил его и гвоздём пробивал в нём дырку. Затем брал ножницы и направлялся к нашей дворовой собаке, которую звали Пальма. Та, ещё издалека заметив его, уже начинала весело скулить, крутиться и прыгать. Трудно сказать, понимала ли она, с каким намерением шёл к ней брат. Самым большим достоинством Пальмы был её хвост, вернее кончик хвоста. При полном чёрном окрасе всего тела собаки он выделялся ослепительной белизной и мелькал по двору как солнечный зайчик. Брат осторожно, чтобы не поранить хвост собаке, отрезал большой клок шерсти, продевал его сквозь отверстие в гайке или кусочке свинца, туго затягивал и обрезал остатки. А чтобы тыльная часть лянги ещё и выглядела ровной и красивой, он её слегка подпаливал спичками. Иногда, для большей крепости, он с тыльной части забивал маленький клин из спички. Лянги брата были лучшими и самыми красивыми в округе. Недаром некоторые из соседских мальчишек, например, Шилов, не раз хотели тайком обрезать хвост нашей Пальме. На лянгу брата можно было выменять с десяток асыков или даже хорошую саку – ровный крупный асык с подшливованными боками и отверстиями, залитыми свинцом. Сакой юрились и разбивали кон. От неё многое зависело в игре в асыки. Отец замечал обрезанный хвост Пальмы и сердито ворчал: «Опять собакам хвосты крутили. Лучше бы по дому помогли».

Однажды брат, повздорив с соседским пацаном – Валькой Шиловым, из рогатки пробил ему голову. Вечером отец Шилова пришёл разбираться с нашим отцом и стал его учить, как надо правильно воспитывать детей. Отец только что вернулся из бани, где по традиции пропустил стаканчик портвейна и был в хорошем настроении. Он успокоил отца Шилова и обещал разобраться с сыном. Пока отец Шилова продолжал во дворе обсуждать с бабуськой проблемы воспитания, наш отец заперся с моим братом в комнате, вытащил из шифоньера широкий офицерский ремень и, приказав сыну кричать во всё горло и просить пощады, стал изо всех сил «лупить» табурет. Мой брат, подыгрывая отцу, орал что есть сил: «Ой, папочка, прости. Ой, больше не буду». А в ответ ему отец, лупцуя табурет, тоже довольно громко приговаривал: «Я тебя научу, щенок, как надо вести себя на улице. Ты у меня попляшешь сейчас, чтоб я за тебя больше не краснел».

Со двора через окно виднелась поднимающаяся и опускающаяся с ремнём рука отца. Отец Шилова бросился к хате, но его остановила бабуська:

– Не вмешивайся, божий чиловик, а то потом ещё хуже будет. Сам же пришёл жаловаться. Так что иди себе с миром.

Бабуська по звукам поняла, что отец достал широкий ремень. От него проку никакого, звук, да и только. Для серьёзной порки у отца был узенький ремень от портупеи, который, со свистом рассекая воздух, действительно порой оставлял на наших задницах вспухшие красные следы.

В свободное время самым любимым местом отдыха был наш сад, где не только мы с братом любили проводить время, но и вся наша семья.

Наша семья в саду: мама, папа, Полина, Геннадий, бабуська, Григорий. На переднем плане – я и мой младший двоюродный брат Володя Байбак.

(Моему старшему брату Геннадию с любовью.

Воспоминания о послевоенном детстве)

Улица Гончарная: домик за углом,

Большой куст сирени прямо под окном,

Узкая веранда, бабуська на крыльце,

Добрая улыбка на её лице.

Босоногий хлопчик с видом знатока

Учит уму-разуму младшего щегла:

– Вот нарвём сирени, сделаем букет,

Продадим штук десять – купим себе хлеб.

За мешок люцерны – крынку молока,

Поровну поделим – будет нам еда.

Шилова не бойся – я ему вчера