Екатерина Горбунова - Чуду не слабо

Когда репетиция подошла к концу, девушка вскочила на сцену и постаралась оказаться поближе к парню. Потрогала его палочки, пробежалась ноготочками по тарелкам, потом взгромоздилась на стул и нажала на педаль привода к бас-бочке. Услышала гулкое «бум» и захлопала в ладоши, словно только что совершила невозможное.

– Ты такой классный! – повисла на Алексее, ухватившись за его руку. – Самый классный! – уточнила, чтобы он понял наверняка.

– Леший, ты когда в следующий раз сможешь? – спросил Самойлов, кажется, Рада пропустила, о чем все договаривались, увлекшись неприкрытым женским пикапом.

– Он не Леший! – заступилась совершенно не к месту. – Что вы его все опускаете!

Ребята вытаращили глаза. В том числе и тот, кого, по мнению Рады опускали.

– Он теперь будет Алекс! – продолжила она, горделиво вскидывая подбородок.

– Ты зови его, как хошь, – хохотнул Юзов, дружески хлопнув героя момента по плечу, – а для нас он останется Лешим.

Кажется, Алексей был совсем не против прозвища и тоже рассмеялся. Раде стало обидно, но она постаралась не показать вида. Подумаешь! Хочется жить с кличками – пусть живут. А у нее своя жизнь и свои правила.

– И вообще, может у нас на другие дни планы. Да, Алекс?

Тот вытаращился на нее и покраснел. У него на лбу прямо явственно читались отговорки, которые он силился придумать. Пока ему это не удалось, Рада, понимая, что не вынесет еще одного унизительного момента, приклеила на лицо улыбку и выпалила:

– Да, шучу я, расслабьтесь! – и прикрыла шею рукой.

Внутри грызло какое-то противное чувство. Она пока не поняла, что именно, как его обозвать и обозначить, но девушка через силу держала лицо. Ей с детства говорили: никогда не показывай своих истинных чувств, люди их не поймут и не оценят, а вот потом использовать против тебя могут. Вот она и научилась.

Глянула на девчонок с показной задоринкой в глазах и предложила, в полный голос, чтобы услышали все:

– Такой вечер хороший, снег хлопьями падает, может, погуляем? А то потом ваши репы, преподы начнут звереть, и на улице скоро размазня начнется.

– Я – пас! – отказался Артем, быстро вскинув руки. – Мне завтра Три-Д-проект сдавать.

– И я, если только до остановки провожу, – поддержал его Алексей.

Он-то что? Совсем намеков не понимает?

Рада постаралась, чтобы улыбка получилась грустной-прегрустной.

–Ну, хоть до остановки, – согласилась смиренно.

Другие парни: Юзов, Ольховский и Толстый – промолчали.

В итоге, гулять пошли, конечно, с ними. И если поначалу Рада играла роль оставленной парнем девушки (не по-настоящему, конечно, оставленной, наверняка, исключительно потому, что у него есть неотложное дело), то потом развеселилась. В конце концов, реально, весело подхватить на варежку снег и пульнуть его в кого-нибудь, особенно, если этот кто-то уворачивается, и сам так и норовит затолкать холодный комок за шиворот! Нахохоталась и надурачилась от души.

Девчонки, кстати, тоже. Нику Ольховский вообще в сугроб усадил, а когда она сделала вид, что обиделась, забрался рядом. Вот почему они не вместе? Не пришлось бы пялиться на Алексея.

Толстый и Елка тоже дурачились вовсю. Орали, визжали, как резаные, шугнули каких-то ребятишек, припозднившихся во дворе.

Потом их компанию облаяла какая-то мелкая псинка на поводке. Ребята воодушевленно принялись ее еще больше дразнить, чем жутко разозлили хозяйку «страшного зверя», которая в сердцах назвала всех полудурками и наркоманами и пригрозила полицией.

Пришлось убегать. Демонстративно, с улюлюканьем. И как раз до дома Рады. Она остановилась у своего подъезда:

– В гости не зову.

– Ну, вот, – картинно обиделся Юзов. – А мы так надеялись на чай, кофе, потанцуем.

– Обломись, – усмехнулась девушка.

Махнула, прощаясь, и заскочила в подъезд. Все-таки жаль, что у нее нет слуха. На репетиции лишний раз не походишь – скучно. Придется что-то придумывать еще, чтобы примелькаться в сознании Алексея. Просто каждый раз приходить и заниматься своими делами – абсурд. Вот еще раз заявиться, поближе к концерту, когда музыка не будет похожа на беспорядочную какофонию, можно. Но ведь до этого еще куча времени.

Дверь открыла мать. Какая-то чужая, холодная, особенно в сравнении с тем, что происходило буквально несколько минут назад. Неужели потому, что дочь не предупредила, что задержится?

– Ты где была, Рада? Телефон не доступен.

Девушка торопливо достала тот из кармана. Звук что ли забыла включить? Но нет, он не среагировал на нажатие, и даже не пикнул.

– Зарядка села, мам. А что, – запнулась, растеряв по пикселям свою привычную улыбку, – случилось?

– Бабулечка умерла, – выдохнула мама без предисловий.

Мир нахлынул сразу всем: звуками, запахами, светом. Закружил, так, что пришлось сесть. Рада почему-то застряла на мысли, что письмо для бабулечки, то, которое она написала сегодня, уже некому, получается, отправлять. И читать – тоже некому. Да, и вообще, оказалось очень страшно, что бабулечки: морщинистой, с узловатыми пальцами, с волосами-паутинками – больше нет. И все их общие воспоминания остались только в памяти Рады. Наверное, можно возразить, что так продолжалось уже лет семь, с тех пор как бабулечке вполне официально поставили Альцгеймер, но ведь сама она была!

Рада проревела белугой весь вечер. Не отвечала на сообщения, не шерстила соцсети, вообще забыла обо всем. Просто листала старинный альбом с фотографиями. Вот бабулечке пятнадцать, вот – семнадцать, как Раде, вот – она уже молодая жена, а тут – мама. Везде красивая, как киноактриса, статная. На работе в белом халате, с волосами, убранными под шапочку. Дома не в чем-то задрипанном до невозможности, а сшитом по фигуре у знакомой портнихи. В гостях – вообще без разговоров, одета лучше всех.

Мама разговаривала по телефону с бабушкой. Краем уха Рада слышала, что они решали какие-то важные вопросы: кого оповестить, кого пригласить, какое фото набить на памятник, и, кстати, какой памятник. Кучу скучной, взрослой работы. А Раде позволили переживать. Но если бы ее мнение спросили, она бы выбрала на памятник фотку, где бабулечка молодая и красивая, а не пожилая женщина с серьезным взглядом.

Уже поздним вечером Рада все-таки залезла в соцсети. Порывшись в друзьях Ники, нашла страничку Ольховского, а уже через того – Алексея. И написала, абсолютно не задумываясь:

– У меня умерла бабулечка. Я так хочу, чтобы ты оказался рядом.

Ответ прилетел практически мгновенно:

– Соболезную.

И все. Довольно скупо, если разобраться. Ни поддержки, ни предложений примчаться прямо сейчас. Наверное, будь у Рады другое настроение, она бы раскрутила парня на что-нибудь, но сейчас не хотелось. Если он такой чурбан, она займется его перевоспитанием после.