Лариса Порхун - Три повести

Но вообще другого бы засмеяли, а Олега не сильно трогают. Что-то в нём такое есть, что-то неясное, глубокое, что не даёт позабавиться вволю, потому что об него, а точнее о его взгляд, ну как будто спотыкаешься. И даже не сразу понимаешь, в чём тут дело. Юрка мне рассказывал, что при знакомстве с Олегом, ему тут же захотелось спросить: «Эй, братан, что с тобой не так?!»

Но потом, он, видимо, привык к Олегу, как и мы со Светкой, и уже не реагировал так остро.

А ещё мне кажется, что если бы моя мать вздумала вот так же разыскивать меня чуть ли не с фонариком, то я бы уже, наверное, набирала телефон доверия какой-нибудь социальной службы, чтобы пожаловаться на насилие над бедным подростком. Надо мной, то бишь. Это же позорняк, ниже плинтуса. А Олег – ничего. В том смысле, что не протестует. Его это даже не цепляет.

По-моему, он вообще на разные там родительские происки не обращает внимание. Ему кажется, что это пустяк. Я однажды не выдержала и спрашиваю: «Зачем ты позволяешь матери забирать тебя домой, как пятилетнего?» А он не понял даже о чём это я, и пожал плечами, – она же, говорит, волнуется.

Обычно Олег сидит молча и довольно редко подаёт голос, хотя выглядит вполне довольным, только глаза его… Грустные такие и будто смотрят не наружу, а внутрь. Так что совсем даже непонятно, нравится ему с нами время проводить, привык он, или просто от нечего делать.

…Наконец, Светка резко поднимается, как будто только что вспомнила о каком-то чрезвычайно важном деле, бросает небрежно: «Пока!» сразу всем и медленно так удаляется, чтобы мы смогли в полной мере оценить её классную фигуру и элегантную походку, разумеется, тоже новую. Я смотрю ей вслед и испытываю смешанные чувства.

Здесь и чувство вины, за то, что обидела подругу, пусть и бывшую, но она ведь об этом ещё не знает, и досада на себя, вечно я говорю, а потом думаю, и раздражение на Светку – зачем она так сильно изменилась! Всё ведь отлично было у нас. Никаких секретов, никаких недомолвок, дня не могли друг без друга прожить. Что бы у меня ни случилось, плохое ли, хорошее, первым делом я должна была поделиться со Светкой. А если сделать это немедленно не получалось, то я находилась в предвкушении, как расскажу ей об этом. И что она скажет, и как отреагирует, и как здорово будет потом всё это обсудить.

Мы с первого класса за одной партой, сколько нас не пересаживали, всё равно мы оказывались вместе. Теперь нет. Поссорились из-за какой-то ерунды, сейчас уже даже не помню из-за чего точно, и я пересела к Денису Кореневу. Просто он один сидел тогда. В тот же день мы со Светкой вроде бы помирились, ну просто стали общаться, как ни в чём ни бывало, но к ней вдруг Маринка Ливановская пересела. Ну и ладно, подумаешь. А ещё и в школу, и домой, мы чаще всего теперь идём отдельно. У неё то театральная студия, (помешались на ней все что ли!?), то факультатив какой-нибудь, ну а у меня художка, репетитор по математике или же с Юркой идём в парк, он у нас совсем рядом со школой. А если получается, то я отправляюсь после уроков сразу домой. Причём с удовольствием. Потому что точно знаю, что дома в это время почти наверняка никого нет. А это так здорово, потому что редко бывает.

А Светка теперь даже другой дорогой ходит. Из-за Маринки. Потому что той так удобнее. Светик и меня звала, давай, мол по Октябрьской теперь, чего мы всё по старинке, по задворкам. А я принципиально отказалась. И даже не потому, что по той улице дольше, это мне как раз безразлично, а просто это как-то… нечестно. Мы шесть лет с ней ходили нашей дорогой, а стоило появиться этой новенькой Ливановской, и здрасьте-приехали. Но дело, конечно, не в ней. Не в этой Марине. Дело в Светке. И в том, что она не просто сама изменилась, а изменила нашей дружбе. А мне почему-то всегда казалось, что мы будем подругами всегда.

И, кстати, больше всего меня цепляло то, что Светка, по-моему, даже не заметила, как мы отдалились друг от друга. А может, она даже рада избавиться от такой непродвинутой подруги, как я. Может, ей вообще стрёмно теперь со мной дружить. И она продолжает делать вид, что мы всё ещё дружим просто потому, что не находит подходящего повода, чтобы окончательно рассориться. Ну или по привычке.

Обо всём этом я вспоминаю, когда смотрю вслед бывшей лучшей подружке. Ещё я успеваю подумать, что как же везёт тем, кого не коснулись уродства переходного возраста. Например, таким, как моя сестра Дашка, как вот бывшая Светка, нынешняя Лана или та же Маринка Ливановская, хотя нет, у неё веснушки такие крупные и даже на лбу. Но я бы всё равно охотно с ней поменялась. Потому что если ты харизматичный и обаятельный, тебе даже веснушки к лицу. И такие люди просто не представляют, как же им повезло в жизни. Никаких прыщей, никаких непомерно длинных рук и ног, которые не знаешь куда деть или ходишь и загребаешь землю. Никакой жирной кожи, о ужас, одно это просто кошмар всей моей жизни! А лишний вес, а этот отвратительный, толстый нос, а дурацкие навыкате глаза, а круглые, лоснящиеся щёки?!!

О, я могла бы ещё долго перечислять, но думаю всё и так понятно, особенно если я добавлю одну совсем не маленькую, но существенную деталь: уже сейчас у меня тридцать девятый размер ноги. Ну о чём ещё тут можно говорить? Только, по выражению тёти Раи – обнять и плакать…

После того, как Светик так эффектно ушла, Олег долго смотрит на часы, затем тревожно оглядывается по сторонам, словно хочет убедиться, что никто за ним не следит, и бросив своё «Мне пора», ни на кого не глядя и опустив голову, как он это всегда делает, медленно уходит.

Моё настроение снова меняется, что находится в полном соответствии с известным фактом о лабильности подростковой психики.

И сейчас у меня умиротворённо-созерцательное состояние души с налётом лёгкой такой грусти. Я просто принимаю всё и всех, как есть. А значит, и себя в том числе. Будучи в таком настрое, мне не хочется злословить по поводу Светкиных закидонов и шутить на счёт прячущейся в кустах матери Олега, флюиды которой улавливает его внутренний, сыновний радар на любом расстоянии. А я это непременно сделала бы ещё полчаса назад. Но не теперь, нет… В данный момент я бы охотно согласилась разместить своё фото с подписью под мотивирующим высказыванием типа «Позволь себе быть собой, а другому быть другим». Или что-то в этом роде. А ещё, мои размышления по поводу собственной внешности и не только, в самом концентрированном виде выглядят так: «Ну, что я могу с этим сделать?»

И действительно, хорошо конечно хотя бы попробовать разок, каково это быть общепризнанной красоткой, но если это явно не твой случай, тогда как быть? Всю жизнь страдать теперь? Вот уж нет.

Тем более что при всём при этом во мне есть может и один, зато неоспоримый плюс. Я абсолютно реально себя оцениваю. И в этом отношении, меня очень сложно задеть. Не то, чтобы, конечно, я позволю это делать, но откровением, разрушающем все надежды и чаяния подобное точно для меня не станет.