С. Егоров - Байки из баньки

Пёс вылез, морда недовольная, понимаю его, целый день не емши, одними запахами с нашего стола сыт не будешь. У меня тоже была бы недовольная, если б не кормили. Когда вернулся, аж пот прошиб, про ирода совсем забыл, как будто и не встречался с ним до этого на узенькой дорожке. Еле вспоминания нахлынувшие отогнал. За столом сидел, всё назад оглядывался, а вдруг наскочит.

Дух банный, «чайком» приправленный, ароматный над садом поднимается, не спеша поднимается, не торопится, чтоб мы успели насладиться им, впитать в себя. Хорошо сидим, даже очень.

И вдруг Виктор говорит, вернее негромко спрашивает, чтоб другие не услышали. Сдержал всё же слово, не проговорился, зря я беспокоился, настоящий друг, кремень.

– Слушай, сосед, а как же ты лавку в предбаннике сдвинул? Мой отец ее из дуба сделал, и мы её с ним вдвоем еле-еле затащили.

Ничего не ответил я, плечами пожал, просто не знаю, что сказать, не зря говорят, что у страха глаза велики, но если этот страх преодолеть, то и сила прибавляется, коли, конечно, есть. У меня точно есть, ну или почти есть.

Так с разговорами почти до вечера досидели, пора собираться. Вот и солнышко поторапливает, уже к краешку подошло, устало, намаялось за день, уморилось. Понимаю, хлопотно. Это сколько ж сил надо, чтоб каждому человеку в глазки ласково заглянуть, обогреть, приободрить и прочих других всяких, и козявок разных не забыть. Вот и торопится покемарить малость до следующего дня.

Хотя была бы моя воля, с такой компанией, да со своей половинкой насовсем бы остался. Но всё хорошее когда-нибудь кончается, хотя правильнее сказать не кончается, а только на сегодня закончилась наша история.

Обратно так же, в том же составе возвращались.

Опять кума сзади впечатлительно прижималась, так впечатлительным и приехал, то ли от кумы, то ли от баньки, то ли от ирода.

Вот такая, братцы, банька бывает. Впечатлительная.

Кстати, совсем забыл про ирода сказать. Так вот, судьба у него незавидная сложилась, на мой взгляд, печальная.

Почему печальная для меня, спросите? Ну не совсем же я бессердечный, совсем и не злопамятный, отходчивый я.

Принял он смерть лютую, с отрубанием головы и последующим поеданием. Вот так-то, судьба такая.

На сегодня всё. Объявляю перерыв до следующей встречи.

Сижу дома, скучно. Надо бы по дому или на участок в огород сходить, дела всякие поделать, а неохота, заленился. Я, конечно, признаюсь, бываю в таком лентяйном положении, но редко, совсем чуть-чуть.

Зря признался, поторопился, а впрочем, чего бояться, если только половинки своей, да она и не узнает, если только кто-нибудь из вас не проговорится.

Да и соседа на участке нету, подгонять меня, чтоб делом занялся, некому. Сижу, вспоминаю, как мы знатно в Витькиной Баньке время проводили за разговорами, «вкусными» разговорами. Скорее бы выходной настал, у меня как раз, как сейчас, к тому времени в сменах рабочих перерыв будет, все соберёмся, попаримся.

Опять сижу, опять скучаю. Иногда встану, по углам похожу, думаю, поможет ходьба моя хандру прогнать? Нет, не помогает, опять сажусь, опять скучаю.

Хотел лень прогнать, поднатужился даже, да где там.

Затаилась, видать, не уходит.

Половинка на работе, раньше вечера не придет, а то бы не до скуки было, присесть не дала бы, застыдила. То ножи не точены, мужика, мол, дома нету, то ещё что-нибудь.

А и хорошо, что нету. Зато скучается спокойно так, дрёмотно.

Почти полдня прошло маеты моей, непростой маеты, нудноватой. Но держусь, терплю, маюсь, а терплю. Да я вообще такой терпеливый, это же не работа, это скука. А к ней привычка нужна, даже характер, а он у меня на этот счёт как раз и имеется.

Не подумайте, что я совсем уж такой безалаберный, ни в коем разе. Это так, нечаянно вырвалось, это не я, это скука надо мной издевается, вот и наплёл на себя напраслину.

Слышу, вроде как дверь скрипнула. Половинка, что ли, раньше пришла, вот ведь не вовремя, и чего пришла, должна же вечером. Состроил морду лица соответствующую невыносимой усталости, показать ей, какой я измождённый после ночной смены приехал.

Выглянул – и глазам своим не поверил. Борисыч в коридоре нарисовался. Самый настоящий Борисыч, даже и не половинка совсем, не похож он на неё.

«Невыносимость» с лица согнал, быстренько стёр.

Ни к чему перед Борисычем немощь свою показывать, не поверит он в неё, враз раскусит, потому как знает меня как облупленного.

– Борисыч, ты! Друг ты мой разлюбезный, как же я рад тебя видеть! Ты даже не представляешь, как рад, спаситель ты мой.

От избытка нахлынувших чувств в голосе у меня запершило, с дрожью запершило. В глазах слезливость образоваться хотела, но не образовалась, постеснялась.

Повис на нём, обнимаю, крепко тискаю от души. Ещё бы, столько терпел в одиночестве, а тут такая радость.

Он тоже меня по плечику похлопал, но не сильно, не как я, а вежливо, с достоинством. Сразу видно, интеллигентный человек, серьёзный до невозможности.

Лень, что во мне затаилась, враз улетучилась, и скука за ней поспешила, и пинка вслед поддать не пришлось, не успел, как они упорхнули. Ловкие, заразы.

– Да я с утра здесь, отгул взял. Вот зашёл, думал, может, жена твоя дома, хотел узнать, когда ты с работы приедешь.

– Какая работа! Плюнь на неё, половинки моей дома нету, я тоже утром приехал, так что совершенно свободен, нам никто мешать не будет. Сейчас за стол сядем, разговоры разговаривать будем. У меня к ним найдётся кое-что, для связки слов. Давай проходи, что ты как неродной в дверях застыл, сейчас всё будет как положено.

– Нет, садиться не буду, дело у меня неотложное, помощник нужен.

– Борисыч, дорогой, да без вопросов, сейчас обуюсь и вперёд. А что за дело-то, может, инструмент какой захватить или ещё что?

– Нет, инструмент не нужен, ты нужен.

Я призадумался, темнит что-то Борисыч, недоговаривает, странно. И стоит как-то не так, переминается с ноги на ногу, вроде как не терпится ему. Уж кто-кто, а Борисыч всегда среди нас самый терпеливый.

Я, конечно, тоже могу иногда таким быть, но, по сравнению с Борисычем, не тот у меня терпёж, совсем не тот.

– Да говори, не тяни, ремонт затеял, переставить что-нибудь надо? Так это раз плюнуть, конечно, помогу, в момент сдвинем.

– Да нет же, переставлять ничего не надо, пойдём, сам увидишь.

– Борисыч, ну чего ты тянешь кота за хвост, говори, зачем я тебе понадобился, заинтриговал, ей-богу, что за тайна такая Мадридского двора?

Борисыч сделал паузу, многозначительную паузу, и ножками сучить перестал. Лицо тоже сделал многозначительное, серьёзность на нём образовалась. Даже осанка его изменилась, важная такая стала, горделивая. А он ещё палец к губам приложил и подмигнул заговорчески, как шпион, ей-богу, Джеймс Бонд, не меньше.