Жанна Голубицкая - Тегеран-82. Побег

– Вот где наш алмазный фонд! – посмеялся папа и ушел снимать свои странные штаны.

Пока папа переодевался и мылся, мама сказала, чтобы я не болталась под ногами и шла во двор гулять. Это было неожиданно, но приятно.

В маленьком дворе на краешке бассейна одиноко сидела Тапоня.

– Привет, – подошла я к ней. – Ты чего одна?

– Никто не выходит, – посмотрела она на меня своим ясным, ничего не выражающим взором. – Родители на работе, дома одной скучно.

– Понятно, – сказала я и присела рядом. Приятно припекало полуденное солнышко, заняться было нечем, оставалось побеседовать с неразговорчивой Тапоней.

– А ты знаешь, что на посольство напали? – спросила я, желая впечатлить собеседницу тем, что взрослые доверили мне важную информацию.

– Знаю, – равнодушно отозвалась Тапоня. – Но твой папа успел уничтожить все документы.

– Что? – я растерялась между желанием казаться важной и осведомленной и еще более горячим желанием узнать, что она имеет в виду?

– Не знаешь, что ли? – Тапоня искоса взглянула на меня и пожала плечами. – Все знают.

– Знают что? – решила я пожертвовать своим важным образом.

– То, что твоего папу с утра вызвали, нарядили в костюм афганца и отправили под ворота посольства орать «Марг бар шурави».

– Зачем???

Тапоня посмотрела на меня, как на дуру:

– Потому что кроме него никто из наших на афганца не похож.

– А зачем ему быть похожим на афганца?! – потеряла я терпение. – Ты можешь объяснить нормально, а не так – бурк-бурк?!

– Я нормально объясняю, это ты не понимаешь, – спокойно откликнулась моя собеседница. Все-таки она была вредина.

Тут во двор вылетел Серега со скейтом под мышкой, за ним семенил СахАр. Они были куда более эмоциональные ребята, чем Тапоня, поэтому сходу включились в беседу:

– Ну вааааще! Твой предок дает! – Серега показал большой палец.

– У него даже чалма была, как у старика Хоттабыча! – добавил мелкий СахАр.

– Какая еще чалма?! – теперь уже и я чувствовала себя дурой.

– Афганская! – радостно пояснил СахАр.

Тут до меня стало доходить, в чем дело. К тому же, я вспомнила белую тряпку, которую папа вручил маме «в хозяйство». Она вполне могла быть тем самым, что СахАр назвал чалмой.

– У афганцев не чалма, а тюрбан, называется «лунги», – проявила я осведомленность, решив сделать вид, что и сама все знаю. А тем временем лучше послушать остальных.

Так я услышала то, что мои приятели знали еще рано утром из разговоров своих родителей.

В нашем посольстве, как и в любом другом, хранились секретные документы, которые ни в коем случае не должны были попасть в руки нападающих. Именно поэтому в день нападения на англичан на их территории так воняло дымом: они заперлись в своем главном здании и жгли документацию. А на нас напали с утра пораньше и неожиданно, поэтому запереться в здании наши не успели. Те, кто уже пришел на работу, спасались от налетчиков за железными дверями, другие еще были дома, в жилом секторе, и прятались там. И к сейфу, в котором лежали важные бумаги, попасть уже никто не мог. Руководство стало экстренно соображать, что же делать? Нужен был кто-то, находящийся за пределами посольства, кто сможет проникнуть в главное здание, не вызвав подозрений у налетчиков, пользуясь общим хаосом, пробраться к сейфу, открыть его и уничтожить все документы.

Тут и вспомнили про моего папу с его внешностью, характерной для Туркмен-Сахры, где живет много афганцев, с его родным туркменским и фарси без акцента. Папу разбудили, велели срочно найти афганскую одежду, облачиться в нее и мчаться к посольским воротам. Разумеется, бегом, а не на машине с дипломатическими номерами.

Папа должен был в афганском костюме и с криками «Марг бар шурави» влиться в беснующуюся на территории посольства толпу, присоединиться к тем, кто громил «грибоедовский» зал, а затем, улучив момент, тихонько вышмыгнуть в служебный коридор, а оттуда – в кабинет, где стоял сейф.

Судя по восторженным откликам Сереги, каким-то невероятным образом все это моему папе удалось. Он добрался до сейфа, открыл его и тут же принялся жечь документы. Если бы вдруг в кабинет ворвался кто-то из налетчиков, он вполне сошел бы за одного из них. Стоит себе афганский варвар в чалме и жжет в урне ценности врагов, которые нагнали свои танки на его родину.

– У него еще кувалда была, – добавил Серега таким тоном, будто пересказывает боевик.

– А кувалда-то зачем? – допрашивала я.

– Как зачем?! – удивился Серега. – Для обороны в случае чего. И еще он ею разрушил шифровальную машину.

– Какую машину???

– Слушай, – наконец рассердился Серега, – раз тебе ничего не рассказывают, значит, ты еще мала, чтобы много знать. Меньше знаешь – лучше спишь, так мой папа говорит.

– Но тебе-то твой папа рассказал! – обиделась я. – Чтобы ты плохо спал, что ли?!

– Мы подслушали, – важно ответил за старшего брата СахАр.

Тут Серега разозлился еще больше: он вовсе не хотел, чтобы мы с Тапоней знали, что он подслушивает разговоры старших. Ему хотелось, чтобы мы думали, что ему доверяют взрослые секреты. Поэтому я решила схитрить, сделав вид, что не расслышала слов СахАра.

– Везет тебе, ты же парень, будущий мужчина! – льстиво заявила я. – Поэтому тебе доверяют. А я девочка, вот меня и не хотят пугать всякими куваладами.

– Я тоже девочка, – вдруг влезла Тапоня, как обычно, равнодушным тоном. – И я никогда не подслушиваю. Мама сама мне все рассказала.

Все уставились на Тапоню.

– Врешь! – предположил Серега.

– А вот и не вру! – от возмущения Тапоня даже перестала казаться равнодушной ко всему на свете и даже чуть-чуть покраснела. – Я, к примеру, в отличие от тебя, – ткнула она в меня пальцем, – всегда знала, что в посольстве стоит шифровальная машина. С нее ней важные сообщения отправляют в Москву, диппочта-то не ходит.

Этим она меня уела окончательно. Я и предположить не могла, что вместо диппочты посольские используют какую-то машину! Наверняка моя мама тоже не знает, иначе мы могли бы посылать с нее письма бабушке. Это ведь тоже важные сообщения! Бабушке очень важно регулярно получать известия, живы ли мы еще или нет, раз уж мы живем в зоне военных действий. Она сама так сказала, когда дозвонилась до нас, чтобы возмутиться, что мы ей не пишем. Она не верила, что почта не ходит и предполагала, что нам просто лень ей писать.

Тут подоспел Макс. Серега тут же пересказал ему героическую оду про моего папу.

– Не фига себе! – восхитился Макс. – Неужели никто из налетчиков так и не понял, что среди них подставная утка?!

– Ну, наверное, не понял, раз мой папа дома и завтракает, – заявила я.

Теперь я, с одной стороны, чувствовала причастность к папиному подвигу и гордость за него, а с другой – обиду на родителей. Почему все об этом знают, кроме меня?! Почему даже мелкой Тапоне ее мама рассказала, не посмотрев на то, что она девочка и вообще шестилетка, а от меня скрывают, будто я самая маленькая или самая глупая?!