Анастасия Ермакова - Неизбежность друг друга

– Он что, псих?

– Простите?

– Я говорю – он дурачок, что ли? Ну, знаете, глупенький такой человек, небольшого ума?

– Отнюдь.

– Но то, что он сделал, это глупо, вы понимаете? Что это за детские шутки? Он состоятельный, уважаемый, как я понимаю, светский человек, – Полина раздражалась все сильнее. – Или его это просто забавляет – играть с людьми? И часто он так забавляется? Бедный его отец…

– Да нет, вы не так меня поняли. Он никогда никого не приводил и не представлял как невесту и, насколько мне известно, вообще не делал никому предложения.

– Так он гей? Я поняла – это для отвода глаз, – с издевкой закивала головой Полина.

– Да что вы, в самом деле! То гей, то дурак. Ни то, ни другое!

– Тогда что? А впрочем, мне плевать. Я свою роль, хоть и против воли, сыграла. С меня довольно.

Полина залпом выпила шот и направилась к выходу.

– Мне кажется, это еще не все, – с мрачной иронией пробормотал Франтишек, уставившись на подошедшего к стойке Алберта.

– Паула, позволь тебя на минуту, – он подмигнул Франку и, легонько задержав Полину под локоть, увлек за собой.

– Какая я вам Паула, господин Враницкий? – раздраженно огрызнулась Полина.

– Мне нравится называть тебя так.

– А мне нет. И вообще, не хотите ли вы вызвать мне такси до моего дома?

– Ты уходишь?

– Сюрприз удался, не спорю. Но теперь мне пора.

– Задержись еще на десять минут, всего десять коротких минут, – он улыбнулся странной завораживающей улыбкой, от которой сердце Полины похолодело и упало куда-то на дно души. Она понимала, что сейчас надо просто уйти. Или ее жизнь навсегда изменится, и никогда больше не будет прежней Полины. Вот и новое имя он для нее уже нашел.

Словно загипнотизированная, она шла за Албертом, который вел ее куда-то, держа за руку. Поднявшись на второй этаж, Алберт провел Полину в небольшую комнату, где их уже ждал пан Петер, и, достав из-за пазухи какие-то бумаги, протянул отцу.

– Я все подготовил, вот контракт. Проверь, все ли точно.

– Я верю тебе, сын. И знаю, что тебе не нужны эти деньги. И если хочешь, я сейчас на твоих глаза порву свой контракт. Я освобождаю тебя от него.

Алберт был несколько озадачен.

– Но почему? – невольно вырвалось у него.

Полина непонимающе посмотрела на Алберта, отец же внимательно заглянул ему в глаза и сказал:

– Потому что я слишком хорошо тебя знаю, Берто. Я передаю тебе свой пакет акций безо всяких условий.

Алберт молчал. Он испытывал чувство острой неудовлетворенности ситуацией, даже разочарование. Чувство, будто его обманули.

– Что-то не так, Алберт? – с тревогой спросил пан Петер и перевел взгляд на Полину. – Ах, я понимаю, тебе хотелось сделать подарок Полиночке, а я взял и испортил всю красоту момента.

Он улыбнулся и с надломленной нежностью в голосе продолжил:

– Тогда, конечно, вы можете подписать контракт прямо сейчас.

Алберт опомнился.

– Ты прав отец. Полина – начинающая писательница, и я планировал подарить ей ту часть издательства, которую ты передаешь мне.

– Ах вот оно что. Я сразу увидел в ее душе что-то особенное. Тогда подписывайте, а я вас благословляю. Знаете, я никогда не был счастлив, как сейчас. И Элишка смотрит на нас троих и радуется, что два любящих сердца вот-вот соединятся.

Полина только сейчас поняла всю серьезность ситуации и ужаснулась.

– Это брачный контракт? – едва выговорила она.

– Да, милая. И я хочу спросить у тебя только одну вещь. Девочка моя, ты любишь моего сына? Будешь ли ты с ним в горе и радости, в богатстве и бедности, будешь ли ты с ним, даже если я сейчас порву этот договор?

У Полины сердце сжалось от его слов, а к горлу подступил ком. Было бы бесчеловечно взять и разрушить его чудовищную иллюзию.

– Да… Да! – прошептала она с чувством. – И, если хотите… Мне ничего не нужно, я сейчас сама порву этот дурацкий контракт.

– Спасибо тебе, милая. Теперь я вижу, что ты настоящая, хотя и так не сомневался в тебе.

Он перевел взгляд на Алберта, который, казалось, вел с самим собой какую-то внутреннюю борьбу. Наконец, он заговорил.

– Отец, я должен тебе кое-что сказать. Дело в том, что я и Паула… Полина. Мы на самом деле…

Но Полина, видя, как изменилось лицо пана Петера, перебила его:

– Мы на самом деле хотели бы пожениться без пышной церемонии, скромно. Мы так решили.

– Ах, и это все, что ты с таким трагическим лицом мне хотел объявить? – пан Петер добродушно рассмеялся. – Это полностью ваше личное дело. Поступайте, как считаете нужным.

Алберт впился взглядом в Полину. Он не мог понять, почему она это сделала.

Он подошел к ней, взял ее маленькие ладони в свои руки и, почувствовав, как она дрожит, прижался губами к ее холодным, тонким пальцам.

– Спасибо, – прошептал он и, не в силах совладать с внутренним порывом своего сердца, быстро перехватив одной рукой ее лицо, коснулся губами ее губ.

Петер смотрел на них со слезами на глазах.

– Я сделала это не для тебя. А для него, – чуть слышно прошептала Полина и легонько отстранилась от новоиспеченного жениха.

Затем она быстро подошла к столу и, почти не глядя на договор и не читая его, чиркнула подпись. Рядом свою подпись поставил Алберт.

И оба в молчании застыли около стола, стараясь осознать, что произошло. А главное – зачем?

Они спешат куда-то, они начинают жить заново, бросая старое на полпути в надежде изменить хоть что-то. Или наоборот – понять, что все так, как должно быть.

Они думают, что способны задавать миру свои правила игры.

Другие наивно верят, что, перешагнув через собственное «я» со всеми его привычками, вечным недосыпанием и бесконечными размышлениями о смысле жизни, прыгнув выше головы, станут сильнее от этого ложного обновления.

Но все вокруг, все, с чем они сражаются, – только пыль, подобная той мягкой бурой пыли, что лежит на полках с давно забытыми книгами. Эта пыль состоит из мельчайших частиц: из перемешавшихся кусочков памяти, неосуществившихся желаний, несбывшихся и сбывшихся страхов и надежд.

Все вокруг, все, к чему они стремятся, – только ветер, неуловимый и вечно непрекращающийся ветер, постоянно меняющий направление и силу. Ветер подхватывает крупицы той пыли и играет с мыслями людей, как сами люди играют друг с другом…

Они все спешат куда-то, они почему-то боятся не успеть, не понимая, что сосуд времени наполняется ими самими ровно настолько, насколько они сами этого хотят.

И только иногда кто-то из них вдруг понимает, как поймешь и ты, что в твоей жизни ничего настоящего нет, все ложно, и тебе никогда не вырваться из твоей иллюзии в настоящий, живой мир.

И никто не знает тебя, и ты не знаешь никого, а только себя, и все твои друзья, и все, кого ты любишь, на самом деле там, на другой стороне, и они не слышат тебя, а ты и не хочешь, чтобы услышали.