Юлия Фрауэнталь - Запах весны. И другие рассказы

В кабинете он зажег настольную лампу, сел к столу и сходу принялся писать, без труда извлекая из памяти события недалекого прошлого.

*

«Впервые Лиза упомянула это имя в марте девяносто девятого. Она тогда вела женскую группу по йоге. И однажды за завтраком я стал расспрашивать её об этом.

– Ну как дела на занятиях в группе? Кворум-то хоть есть?

– Всё нормально. Сейчас их двенадцать человек, так что занимаемся вовсю. – Она намазала тост клубничным вареньем. – Ах, да… Я хотела тебе кое-что сказать. Вернее, я уже некоторое время хочу попросить тебя об одном одолжении.

– Каком? – Я насторожился, зная её рысью повадку бесшумно подкрадываться.

– У меня в группе есть одна девочка, Нина. Ей где-то около тридцати, я думаю…

– Да уж, девочка, нечего сказать. Ну и что?

– Понимаешь, мне кажется, ей нужен курс терапии. Может ты смог бы найти окно в своём расписании, ну и… назначить ей консультацию? – она просительно смотрела на меня, покусывая край прозрачной чашки с зелёным чаем.

– А почему ты думаешь, что ей нужна терапия? Она что, просила тебя о помощи? – Мне не очень-то улыбалась эта идея. У меня было полно клиентов.

– Яшенька, ну ты же знаешь, я – за целостный подход, «холистический», так сказать. Занимаясь йогой, мы стараемся гармонизировать все сферы нашей жизни, – затянула Лиза на мотив рекламной шарманки, – но иногда, чтобы достичь этого могут понадобиться другие средства и методы. Девочка выглядит такой зажатой, напряженной, задумчивой и печальной. В глазах тоска вселенская просто.

– Похоже, она поэтическая натура. Или влюблена по уши.

Лиза смотрела с немым укором. Притворяясь, что сейчас обидится, она хмурилась и надула губы. Я сдался.

– Ну, хорошо, хорошо. Скажи ей, что она может мне позвонить, и мы договоримся о встрече.

– Спасибо, дорогой. Бог наградит тебя за доброту! – В её глазах прыгали хитрые чёртики.

– Я просто честно зарабатываю себе на жизнь. Тебе спасибо, что рекламируешь меня своим клиентам. Кстати, ты хоть примерно догадываешься, в чём её проблема? Впрочем, нет, не надо, не говори мне.

– А я и не знаю. – Лиза пожала плечами. – Она вся из себя такая робкая, стеснительная. Она бы и не стала это обсуждать. Когда я заикнулась о психотерапии, она заявила, что ещё не настолько сумасшедшая, чтобы ходить по психиатрам. Но я, конечно, стала её уговаривать, да тебя нахваливать – какой ты добрый, умный и всё понимающий.

– Да уж, я знаю, ты умеешь уговаривать! – И я многозначительно хмыкнул.

Она зарделась и, шутя, изобразила убойный взгляд роковой соблазнительницы.

*

Упомянутая девица позвонила мне несколько дней спустя. Мы условились о консультации в ближайшую среду.

Когда она по телефону сообщила мне свою фамилию – Круглова – я тут же представил себе этакую розовощекую круглолицую простушку с русой косой до пояса.

Но в назначенное время в мой городской офис вошла хрупкая брюнетка с короткой стрижкой и вся в чёрном – чёрный свитер, черная мини-юбка, чёрные чулки и туфли.

Французская богема – определил я для себя её стиль.

Высокий лоб, большие печальные глаза выдавали, как минимум, натуру мыслящую. Сложные клиенты. Но интересные.

Улыбаясь, я протянул ей руку:

– Здравствуйте. Я – доктор Головин, Яков Михайлович.

– Очень приятно, Нина. – Она смущенно пожала мою руку и едва заметно улыбнулась. Рука была холодная, точно с мороза.

– Пожалуйста, располагайтесь, присаживайтесь – вот сюда. – Я показал ей на кресло. Она присела на краешек. Натянута как струна. Так и хочется отпустить колки и дать команду «вольно!».

Розовощекой она, конечно, не была, но и не бледна. Скорее смуглая. Длинные пальцы. Руки в браслетах, но часов не носит.

Ну-ну. Посмотрим.

Я устроился напротив.

– Итак, что привело Вас ко мне?

Она усмехнулась:

– Судьба, не иначе. Или, как теперь говорят, карма.

– Ну, хорошо, а если серьёзно? Что Вас беспокоит?

– Да, в общем, особенно ничего не беспокоит. Просто… я боюсь… мм… боюсь быть счастливой. Вот и всё.

– Ого! Вы весьма продвинутый клиент! Большинству требуется несколько лет терапии, прежде чем подобная мысль впервые приходит им в голову.

Она снова невесело усмехнулась.

– А если конкретнее? Чего именно Вы боитесь?

– Ну, я – буквально – боюсь чувствовать себя счастливой. Меня пугает само это ощущение. Мне трудно расслабиться, отпустить себя, получать удовольствие от жизни. Делать то, что хочется. Любить того, кого хочу любить… – Не глядя на меня, она разглаживала край юбки, потом натянула рукава свитера до самых кончиков пальцев, будто хотела согреть руки.

– Простите, Вы религиозны? – Задал я следующий вопрос. – Я имею в виду, возможно, Ваша религия запрещает Вам наслаждаться жизнью?

– Да нет, я не могу сказать, что я так уж религиозна, или, что религия меня ограничивает. Хотя, конечно, есть социальные стереотипы того, что ожидают от женщины. А они, во многом, вполне средневековые… Я понимаю, конечно, что, на самом деле, я свободна – быть собой, выбирать то, что хочу… И всё-таки почему-то не могу. Просто паника начинается всякий раз, когда начинаю… когда пытаюсь… – Она смотрела на меня с виноватой улыбкой, но и с надеждой.

– В общем, и хочется, и колется, и мама не велит, – подвёл я предварительный итог. – Знаете, мне почему-то кажется, что это Ваш интеллект мешает Вам быть счастливой. Шучу. Но он же сможет и помочь, если его правильно использовать. Скажите, а в детстве Вы себя счастливой чувствовали?..

Я внимательно слушал, пока она рассказывала свою историю. Незамысловатую и не особо драматичную. Рассказ её был искренним, не без юмора, иногда слегка ироничным.

Я проникался к ней всё большей симпатией.

Детство её прошло с бабушкой, любящей, но суровой. Мама много работала, ездила в командировки. Она сама считала себя вполне счастливой, однако отсутствие родителей в ранние годы сильно повлияли на её слишком чувствительную натуру. Хоть она и научилась справляться с жизнью, постоять за себя, всё контролировать, до сих пор в ней ощущалась некая амбивалентность в самоидентификации – за отсутствием устойчивых образов отца и матери.

– … я думаю, поэтому всегда влюблялась в мужчин, гораздо старше себя. И всегда тянулась к женщинам постарше, которые наставляли и поддерживали меня. Это помогало мне выжить… Но, честно говоря, я даже не представляю, что значит жить своей жизнью, а не для того, чтобы заслужить чьё-то одобрение или произвести на кого-нибудь впечатление. И поэтому, наверное, я чувствую себя инфантильной – никак не могу повзрослеть. – Нина вздохнула и улыбнулась усталой и вполне взрослой улыбкой.

– Вы сами могли бы быть психотерапевтом. Кроме шуток! – Её вдумчивость и склонность к анализу очень мне импонировали. – А кто Вы по профессии?