Leon Rain - Невеста дяди Кости

Плачущие люди возвращались в строй. Им даже не дали проститься с прахом погибших. Только карабины патрульных грубо и жёстко втыкались им в спины, заставляя выдерживать темп. Это было страшное чувство опустошения. Внутри всё выгорело дотла, собственная судьба больше никого не волновала. Люди не понимали, для чего жить. Они больше не были кому-то нужны, только взвод красноармейцев, собирающих своих раненых, бросал на них взгляды. Но и им не было до арестованных никакого дела.

Через триста метров нестройная колонна остановилась. Прямо посередине поля стоял стол, за которым восседал майор в форме НКВД. Рядом с ним примостился молоденький лейтенант, заполнявший выделенные на каждого задержанного листки. К столу по одному подводили задержанных, майор поднимал на них свой пытливый, изучающий взгляд, задавал несколько вопросов. Потом делал взмах рукой, и задержанного отводили либо вправо от стола, либо влево.

Самуила подвели к майору. Задав дежурные вопросы, уточняющие фамилию, имя, отчество, майор впился в его переносицу цепким взглядом.

– Почему без документов в прифронтовой полосе?

– Документы были в поезде.

– В том, который разбомбили?

– Да.

– Ну теперь вы всё будете на поезд валить?

– Там погибли наши жёны и дети. Мы пытались откопать их, но никто не выжил.

– Стало быть, и документы не уцелели?

– Стало быть.

– Вам известно, что по закону военного времени любой, оказавшийся в прифронтовой полосе без документов, может быть расстрелян без суда и следствия?

– Стреляйте. Мне всё равно.

– Так-таки уж и всё равно?

– Моя семья погибла. Мне больше нечего вам сказать.

– А отомстить за свою семью не хочешь?

– Я не знаю.

– Смотри, Когон, я тебе даю единственный шанс. Я тебя могу расстрелять вон у той берёзы либо отправить в штрафбат. Выживешь ты там или нет, один господь бог знает, но хоть пару немцев с собой в могилу утащить попробуешь. Так как?

– Мне всё равно. Давайте штрафбат.

– Повезло тебе, Когон, я дважды не предлагаю. Этого влево, и следующего.

Через полчаса, когда майор и лейтенант закончили опрашивать задержанных, людей, стоявших справа от стола, отвели на десяток метров. По пять человек их выстраивали перед расстрельным взводом. Лейтенант что-то говорил про измену Родине и про законы военного времени, но с того места, где стоял Самуил, было плохо слышно. Зато прозвучавший залп закладывал уши. Люди падали навзничь, и прямо перед их телами ставили новую пятёрку. Никто не вырывался и не пытался убежать. Через десять минут остались только те, кого майор велел отвести влево от стола, да взвод энкавэдэшников. Арестованных выстроили и повели в неизвестность.

«Бедные мои, мама и папа, как вы там будете без меня и как я буду без вас?»

Берточка будет расти без дедушки и бабушки, а сама Рая вновь почувствует себя маленькой девочкой, оставшейся без родителей. Конечно, она уже почти четыре года была замужем за любимым человеком и ей нравилось чувствовать себя хозяйкой в небольшой съёмной комнатке. Но рядом, всего в паре кварталов, были мама и папа, готовые в любое время прийти на помощь. Под их опекой удобно было чувствовать себя молодой хозяйкой. Да и Берточка, которую обожали все бабушки и дедушки, всегда была присмотрена. Подходило время вторых родов, оставалось несколько последних недель, возиться по дому становилось всё труднее. А тут ещё внезапно налетела проклятая война.

Подлые, какие они подлые, эти немцы! А ведь притворялись друзьями, – она прекрасно помнит передовицы газет. Сначала были нормальными людьми, даже вместе с Красной армией освобождали Польшу от проклятых панов, пьющих кровь трудового народа. И на параде совместном представлялись друзьями. А потом? Потом вошли во вкус и решили захватить кусок нашей Родины. Как же так можно? Вот теперь из-за них её семья должна разлучиться с близкими и отправиться в неизвестность.

Хорошо ещё, что Самуила так ценят на заводе: сразу дали ему бронь и отправили с эшелоном в эвакуацию, разрешив взять с собой семью. Впрочем, не только ему одному, но так даже веселей. Они дружили с несколькими семьями до войны и теперь оказались в одном вагоне. За себя и свою семью Рая не беспокоилась, через несколько часов слово война они будут слышать только в сводках Совинформбюро. Конечно же, очень жалко своих родителей и сестёр, но она должна думать о Берточке и новой жизни, толкавшей её в животе своей ножкой.

Самуил так хочет мальчика, она тоже не возражает: девочка уже есть, пусть будет и мальчик. Какая разница, кого любить? Конечно, если будет девочка, то можно будет откладывать Берточкины вещи, а если мальчик, то всё придётся покупать заново. Рая вздохнула. Лишь бы все проблемы на этом закончились!

Поезд дёрнулся и остановился, за окном были строения. Самуил быстро протиснулся к выходу из вагона, а потом, весь возбуждённый, вернулся, схватил чайник, подмигнул Рае и на бегу крикнул:

– Смотри за Бертой! Я за кипятком! Скоро буду! Без меня не уезжайте!

Ну да, раздал поручения! Можно подумать, что если бы не сказал смотреть за ребёнком, то она бы на Берту и не глянула. Шутник, вон как побежал! Если б додумался сразу чайник схватить, то был бы среди первых, а так только догоняет остальных. Скрылся за углом. Нужно бы приготовить стаканы, скоро Самуил притащит кипяток, заварят чай. Хоть что-то жидкое, а то в дороге не до супов.

– Что тебе, Берточка? Подожди, моя хорошая, мама занята.

– Бети а-а-а.

– Берточка, ты уверена?

Маленькая Берточка уверенно кивала головой.

Ох уж эти дети. И что теперь с ней делать? На станции все туалеты в поезде закрыты, придётся выходить на перрон и искать туалет там. Рая вздохнула, подхватила Берточку, крикнула, чтобы присмотрели за их вещами, и спустилась на перрон. Так, теперь бегом до туалета, нужно торопиться, чтобы не опоздать, да и Самуил не знает, где они, будет волноваться. И Рая помчалась вдоль перрона, на ходу высматривая нужное строение. А когда Берточка уже всё закончила, и они вышли из дурно пахнущего домика на свежий воздух, Рая услышала пронзительный свист и оглушительный грохот.

К акая-то неведомая сила подкинула их в воздух и отбросила подальше от перрона. Наверное, поэтому они и остались живы. Рая накрыла собой Берточку и замерла. Бомбы рвались вокруг, земля вперемешку с обломками падала на них, заставляя вжиматься всё глубже и глубже. А когда налёт закончился, они ещё несколько минут боялись приподнять головы.

Наконец Рая решилась и начала подниматься. Напуганная Берточка выползала из-под мамы, крепко держа её за руку. На месте станции стояли обломки строений, из которых вырывалось пламя. Отовсюду валил густой удушливый дым, но Рая не обращала на него внимания. Крепко сжав руку Берточки, она бросилась туда, где в последний раз видела Самуила, сворачивающего за угол. На бегу она смотрела на то место, где ещё недавно стоял их вагон. Поезда больше не было, как и надежды уехать от войны в спокойную мирную жизнь. На месте кубовой зияла огромная воронка, вокруг неё вперемешку валялись люди, чайники и обломки строения. Несколько головешек догорали посреди этого жуткого зрелища, опаливая человеческую плоть, отчего дым становился ещё более удушливым.